Роман «Барсуки» Л. М. Леонова (М., 1925) надписан: «Максимилиану Александровичу Волошину в знак уважения и любви от автора. 17 июня 1925. Коктебель». Книгу «Сполохи» (М., 1926) сопровождает надпись-автограф: «Максимилиану Александровичу Волошину, с глубокой благодарностью, уважением и любовью к его творчеству. В. Луговской, март 1927 г.». На книге «Февральский снег» (Харьков) надпись-автограф: «Максимилиану Волошину — одному из прекрасных, незабываемых учителей слова. Ал. Малышкин. Коктебель. 26/VII—1929 г.». «Золотое веретено» В. А. Рождественского (Пб., 1921) хранит такую надпись: «Дорогому Максу — эта юношеская книга, отмеченная влиянием и его поэтического гения. В. Р. 14/Х—29 г.». П. А. Павленко оставил в доме поэта сборник рассказов «Анатолия» (М., 1932) с автографом: «Максимилиану Александровичу Волошину — хозяину Киммерии — от нового подданного П. Павл[енко] 15.VI.32»…
Для Волошина книги были «постоянным орудием работы». Ему был чужд культ книжного знания, кабинетного затворничества: «Книги, природа и люди… Это три ступени моей души», — писал он в 1911 году[210]. Ценность книги в том, что она способствует рождению собственных мыслей: «Мне книга дает только тогда, когда глаза отрываются от нее и я вижу свое… Я люблю думать над книгой, как любят думать под музыку…». «Одиночество, книги и мысли», — записывает Волошин в дневнике (июнь 1905 г.)[211]. К сожалению, Волошин записывал из этих мыслей немногое. Чаще всего на полях книг ставились карандашом крестики, отчеркивались отдельные строки; в книгах французских надписывался перевод отдельных слов и выражений. На авантитуле сборника Николая Тихонова «Брага» (М.; Пб., 1922) Волошин выписал названия привлекших его внимание стихов: «Баллада о синем пакете», с. 60, «Баллада о гвоздях», с. 57, «Сами», с. 105. В книге Альфонса Сеше и Жюля Берто «L'Evolution du Theatre Contemporain» (Париж, 1908) Волошин делает примечание: «Смысл этого в том, что французс[кая] публика смотрит на пьесу не как на художественное произведение, а как на кусочек жизни. Жизни она выражает одобрение или неодобрение». Известный афоризм, приводимый в книге Д. Рескина «Искусство и действительность» (М., 1900): «Девушка может петь о своей утраченной любви, но скряга не может петь о потерянных деньгах», — вызвал возражение Волошина: «Почему? Разве Скупой Пушкина не поэт? А ведь он то же самое мог бы сказать, утратив свои деньги».
При чтении французских стихов поэт иногда записывал строки перевода. В книге Анри де Ренье «Portraits et Souvenirs» (Париж, 1913) на с. 338 читаем: «И вся пустынная страна Цветет святыми именами», — образ, сопоставимый с Киммерией, дорогой сердцу поэта. Много переведенных строк в книгах Э. Верхарна — одного из самых любимых поэтов Волошина. Книга стихов Жюля Лафорга вызвала стихотворную ее оценку:
Это четверостишие вошло затем в первую книжку стихотворений Волошина, с пометкой «На книге Лафорга».
Книга и воспринималась поэтом как часть человеческого бытия. В заметках по истории книгопечатания он записал: «Жилище человека — его раковина. Книга — его жемчужина: болезнь и драгоценность». В трудную минуту жизни книги были для поэта опорой, друзьями, которые не могут предать: