Выбрать главу

                    («Дом поэта»)

В. И. Цветков

М. А. ВОЛОШИН И ЕСТЕСТВЕННЫЕ НАУКИ

Глубокая эрудиция в естественнонаучных вопросах является значительной чертой поэтического облика Максимилиана Волошина. В этом качестве следует видеть не столько дань личным склонностям и увлечениям поэта и не столько проявление присущей его натуре многогранности, сколько важнейшую деталь всей его творческой концепции, усилие преодолеть то трагическое разделение путей искусства и науки, которое возникло, по словам Волошина, в эпоху, непосредственно следовавшую за Ренессансом.

Волошин — не ученый, а поэт, и он нигде не позволяет своему научному багажу играть самодовлеющую роль, никогда не переходит грань, отделяющую поэзию от дидактики. Естественнонаучные знания вовлекаются в поэтический мир Волошина в двояком качестве. С одной стороны, это источник сведения о материале творчества, материале не в смысле языка, а в смысле образного строя. Знание вещной, предметной стороны мира позволяет поэту обогатить арсенал изобразительных средств, ввести неожиданные и емкие аналогии, основанные на достижениях аналитического научного метода. Сюда относится вся поэтическая астрономия ранних циклов Волошина, именно этот аспект имеет в виду поэт и художник, когда сожалеет об отсутствии «художественной метеорологии» и «художественной геологии». Поэтическое опосредствование действительности, по Волошину, должно иметь под собой твердый фундамент знания. С другой стороны, само научное познание мира интересует поэта как исторический и духовный процесс. Какие взлеты и какие падения принесла человеческой душе неуемная жажда знания? Что получил и что потерял человек благодаря науке?

В дальнейшем я буду касаться только связи произведений Волошина с физикой и астрономией — фундаментальными науками, занимающимися наиболее общими вопросами физической картины мира.

Астрономические образы присутствуют во многих ранних стихах Волошина, и не перестаешь удивляться их точности. Вот, например, в киммерийском вечернем пейзаже появляется «…низко над холмом дрожащий серп Венеры / Как пламя воздухом колеблемой свечи». Утренняя и вечерняя звезда Венера на самом деле является планетой, меняющей свои фазы подобно Луне; правда, диск ее имеет столь малые видимые размеры, что увидеть серп Венеры без помощи оптических приборов могут только люди с чрезвычайно острым зрением.

Оба венка сонетов Волошина — «Corona Astralis» и «Lunaria», отнюдь не посвященные астрономической теме, целиком построены на астрономических образах, реализующих мысль автора. Это, например, развернутое сравнение пути особенной человеческой души, души поэта и скитальца, с путем кометы в упорядоченном мире других небесных тел.

…Мы правим путь свой к солнцу, как Икар, Плащом ветров и пламени одеты. Но — странные, — его коснувшись, прочь Стремим свой бег: от солнца снова в ночь — Вдаль, по пути парабол безвозвратных…

Чтобы оценить точность сравнения, нужно представлять себе особенности движения комет. Большинство из них приходит непредсказуемо из периферийных частей солнечной системы, чтобы, во много раз увеличив свою яркость вблизи Солнца, несколько кратких месяцев просиять на небосводе, а затем навсегда удалиться, постепенно затухая, по разомкнутой («безвозвратной») кривой — параболе.

Очень большое место тема научного познания мира занимает в самом крупном поэтическом произведении Волошина — цикле «Путями Каина», в котором поэт, по его собственным словам, «формулировал „почти все“ свои „социальные идеи“». Волошин был свидетелем первых громких успехов того процесса, который мы теперь называем научно-технической революцией, но отнюдь не разделял безоглядного восторга многих современников по поводу достижений этого процесса. Нескрываемая ирония, часто переходящая в сарказм, сопровождает авторское описание завоеваний науки в разные эпохи, и особенно открытий гордого своим научным взлетом XX века:

Наедине с природой человек Как будто озверел от любопытства: В лабораториях и тайниках Ее пытал, допрашивал с пристрастьем, Читал в мозгу со скальпелем в руке, На реактивы пробовал дыханье, Старухам в пах вшивал звериный пол. … Но неуемный разум разложил И этот мир, Построенный на ощупь Вникающим и мерящим перстом. Все относительно: И бред и знанье. Срок жизни истин — Двадцать — тридцать лет, — Предельный возраст водовозной клячи.