- Нет, - коротко ответил Вадим.
- Слухи про эту аллею всякие ходят. Я, правда, редко кого здесь встречала, но сама видела, как отсюда несколько раз выезжала машина с покойниками. Говорят, похищенных людей свозят куда-то в эти места и в заброшенной больнице вырезают органы. Якобы, потом эти органы пересаживают тем, чьи родители не сумели заплатить генным инженерам за формирование здоровых хромосом ребенка. В эти сказки я не верю. Если уж человек может позволить себе купить контрабандные органы, заплатить инженеру его родители в состоянии.
- А как же новое поколение предпринимателей?
- Да это тоже сказки, - отмахнулась девушка. - Ты видел хоть одного из них? Я ни разу. Все только и твердят - придут молодые предприниматели, купят землю, начнут дело, рынок все расставит по своим местам. А на деле - умирают родители, собственниками становятся их дети. Если обанкротятся, так дети других собственников на подхвате, выкупят землю или заводы себе. Так и кочует собственность от одной семейки богатеев к другой, а арендаторам никогда и ничего не перепадет. Другие, - вернулась она к истории аллеи, - рассказывают, что здесь промышляют торговцы наркотиками. В городе-то нельзя, засекут охранники, а здесь сколько влезет. Якобы детки богатеньких сюда приезжают, закупаются и отрываются на полную катушку. Родители их на такие развлечения смотрят сквозь пальцы. Как думаешь, может быть эта версия правдой?
Вадим пожал плечами.
- Можно и в городе достать, если есть желание, - заметил он. - Сама городской товар нюхала.
- Я тоже думаю, о наркоторговцах это басни. А скорее всего здесь просто промышляют банды. Разбираются друг с другом. Гильзы от патронов знаешь, сколько раз здесь находила? Не сосчитать. Оно у нас в поселках и так стреляют часто, а собственники, якобы, подначивают. Говорят, будто бы таким образом они от конкурентов избавляются, но пока безуспешно. У нас тут полно заводов и у каждого свой хозяин. Правда, от смога не продохнуть.
Только после этих слов Вадим понял в чем дело, почему ему так дышится. Воздух здесь и вправду тяжелый, сероватый, неприятно пахнущий. Неудивительно, что поначалу он задыхался, наверное, с непривычки.
- А как же забота об окружающей среде? - несколько удивился он.
Фраза отчего-то насмешила девушку. Она долго хохотала, хлопала в ладоши.
- Фильтры дорогие, собственники на них никогда тратиться не станут, а заставлять их некому. Правда, как-то раз собрались в нескольких поселках демонстрации, так собственник земли издал закон, согласно которому, на его территории демонстрации запрещены. Не устраивают условия - съезжайте. Так и сказал. Повозмущались-повозмущались, да только делать нечего, разошлись. Мне дед говорил, из-за газов этих люди меньше жить стали. Вон, говорит, отец твой уже старше меня выглядит, а все потому, что в детстве этой гадости надышался. Я, говорит, хоть сейчас к станку идти готов, а он совсем уж развалюха, чуть поработает и тут же с ног валится. Все потому, что в детстве газов надышался. А еще рассказывал, что давным-давно, в государственный период, а то и раньше, был такой город - Лондон. Ну, так вот, дед рассказывал, там от смога несколько тысяч однажды умерло. В это мне не верится.
-У, - протянул Вадим. Душещипательные истории его никогда не трогали.
- Но есть и преимущества по сравнению с городом. Аренда жилья меньше стоит. Площади, правда, небольшие, я, мама, брат, отец, да дед живем на двадцати квадратных метрах. Неудобно, а что делать-то? Денег нет переезжать. Ты спрашивал, чего я сюда хожу. А потому и хожу - от семьи отдохнуть надо, дома даже спать тяжело, окна узенькие, солнечного света почти нет. Не люблю я там сидеть. Мать меня бездельницей называет, а я не хочу, как она, на работе всю жизнь проторчать. Видел бы ты ее, старая, кожа вся в морщинах, брр. Я мечтаю в город перебраться да там жить.
"В публичный дом тебя, пожалуй, возьмут", - подумал он, вспомнив, как умело девица ласкала его.
- А то у нас тут по-настоящему страшно. Я хоть тебе сразу и не призналась, но здесь себя спокойнее чувствую, чем в поселке. Сама знаю нескольких человек, которым в голову пулю пустили посреди бела дня. А есть еще у нас болтуны. Противные такие, гадости про нас, рабочих, рассказывают. Вы, говорят, и не люди вовсе, а так, и на землю плюют, - она вдруг всхлипнула.
Вадим озабоченно посмотрел на нее.
- Есть, говорят, Европа, а есть Азия. Где Европа, там хорошо, где Азия - плохо. Вот говорят, где мы, там плохо, там и Азия, народы, что в государственный период сформировались, якобы несут в генах метку, из Азии он или из Европы. Вот, говорят, если уехать в Европу, там и рабочие другие, живут в нормальных условиях, чисто у них, убрано, никто не мусорит. Потому что народ другой. А вы на варварском языке разговариваете, на котором давным-давно никто не говорит, да еще и с меткой в генах "Азия", вот потому, говорят, так и живете. Я им, глупости все это, будь такая метка, генные инженеры ее бы давно исправили, а они только в ответ смеются. Нет, говорят, народ вы гнилой, мы хоть с такой же меткой, да только признаем, что гнием, а раз признаем, значит выздоровеем. А вот когда таких как вы не станет, которые себя ущербными не признают, говорят, тогда только и заживем хорошо. Глупости ведь, правда?
Она посмотрела на Вадима в поисках поддержки. Ее глаза налились слезами, было видно, что чьи-то там слова ее сильно задевают.
- Конечно, правда. Нет никакой метки. И здесь, и на западе, и на востоке одинаково живут, просто нам небылицы специально рассказывают, как о новых собственниках. Надо же нам во что-то верить и надеяться. Вот и придумывают.
Слова Вадима утешили его подругу, она снова заулыбалась.
- А ты умный, - сказала она, и от этих слов Вадиму отчего-то стало приятно.
Между тем окружающий пейзаж менялся. Лес редел и исчезал, ему на смену приходили разваленные домишки, покрытые мхом и повителью. Лужайки у домов заросли клевером и отцветшими одуванчиками. Строения выглядели жалко: разваленные стены, изрисованные баллончиками, исписанные ругательствами; здоровые камни, валявшиеся на прилежащей территории, битые бутылки, обломки бытовых приборов. В стороне от домов можно было различить трансформаторные подстанции, с которых давно сняли и провода и трансформаторы. Вокруг бегали довольно крупные собаки. Чем они питались, неизвестно, но выглядели тощими и облезлыми. Удивительно, но у некоторых домишек можно было различить следы пребывания людей. Больше того, попадались и сами люди: на развалинах крутились дети, одетые в обноски, вдоль дороги шли взрослые, несмотря на теплую погоду, кутавшиеся в вязаные платки, полуголые старики валялись под заборами, по виду они пили без просыху не первый год. Встречались и совсем уж опустившиеся личности: у этих глаза бегали, из одежды иной раз были только трусы. Вели они себя агрессивно, выкрикивали ругательства в адрес прохожих, подхватывали с земли камни и бросались в Вадима с девушкой, голосили во всю глотку, выкрикивали бессвязные лозунги. Однако, смелостью они не отличались - большинство из них держалось в стороне от дороги, сделав гадость, они, подобно детям стремились быстро убежать, скрыться в ближайших развалинах. Правда бывали и исключения. Один из тех, кого Вадим отнес к вконец опустившимся, стоял покосившейся калитки и, заметив Киселева и его подругу, бросился на встречу. Вадим напрягся, приготовился ударить того, но мужчина застыл в нескольких шагах от них и, двигаясь спиной вперед в том же темпе, в котором Вадим шел, стал строчить (нормальной речью назвать это было нельзя):
- Вы помните Александра Макендонского из ФСБ? Говорят, он выполнял задание, но погиб в Афганистане еще в догосударственный период. Я был с ним знаком. Мы, кстати, встречались в университете продуктоведения? Насколько я помню, под семнадцатым номером числился Исаев, он тоже работал в ФСБ, правда, его никогда не существовало. Тогда был мокрый денек, а я весь сухой и чистый, как будто принял душ. С Македонским столкнулся, когда потерял патрон. Меня представил Исаев, да только шел дождь, а продукты купить не успел. У меня тут деньги, нужно заплатить за хлеб, а то ветчина кончится, а съесть не успеем. Вы, кстати, не видели моего родственника? Он большой, серый и с кнопкой, открывается, если на кнопку нажать... - он говорил еще много, но Вадим так толком и не вник в суть. Речь вроде бы и связная, а понять о чем говорит невозможно. Наконец, мужчина увидел другого прохожего, потерял всякий интерес к Вадиму, и целиком переключился на второго.