Амбал посмотрел на меня с детской обидой в глазах, и я удержался от дикого желания показать ему язык. Тычков нахмурился и, отпустив мой локоть, приблизился к двери.
- Ушли, может... Не должны.
Опять во мне начало нарастать чувство дикого ужаса, а живот словно обдало холодным арктическим ветром. Напускное геройство и дурь вмиг сошли с меня, обнажив лишь животный страх, который и был теперь мною. Я увидел, как Тычков медленно открывает дверь и засовывает свою маленькую головку в квартиру. Всё действо казалось таким медленным, что я невольно сделал несколько неуверенных шагов вперёд. Амбал стоял на месте, будто памятник. Наконец, участковый полностью отворил дверь, и я увидел до боли родимую прихожую. Даже не верилось, что всё произошедшее утром было правдой. Я сделал ещё пару неуверенных шагов и оказался прямо за спиной Тычкова, вглядываясь в квартиру поверх его плеча. В квартире стояла оглушительная тишина. Да и на всей лестничной клетке жизнь словно остановилась. Не было слышно ни голосов в соседних квартирах, ни вечно работающих "зомбоящиков". Только амбал сопел позади, со свистом выдыхая воздух из своих огромных ноздрей.
- Что-то не особо заметно, что тут кто-то работает, - прошептал я прямо в ухо Тычкову, от чего тот содрогнулся.
- Да замолчите, Павел... - прошипел на меня участковый и, собрав всю свою мелкую душонку в кулак, двинулся к закрытой двери, что вела в комнату убитой.
Путь от входной двери до места назначения занял у него около минуты. Тычков осматривал каждую щель, из которой на него могла броситься боевая мышь или комар-террорист. Перед входом в мою комнату, что находилась справа по коридору, участковый весь съёжился и пригнулся, а я подумал, что сейчас он достанет свой пистолет, висевший у него на поясе. Но всё обошлось. Он только резко выглянул из-за угла и посмотрел в мою комнату, которая так и осталась стоять открытой с того самого момента, как я в ужасе покинул квартиру. Затем двинулся дальше. Меня так и подмывало крикнуть ему, чтобы он действовал быстрее, но я боялся, что участковый испустит дух, если испугается в такой важный момент. Да и что греха таить, моя душа тоже превратилась тогда в сжатое нечто и грозилась совсем вылететь через какое-нибудь отверстие моего тела, если произойдёт что-нибудь громкое или резкое. И вот полицейский стоял в шаге от заветной цели, протягивая тоненькую ручонку к ней. Он слегка толкнул дверь и та с противным скрипом отворилась. В этот момент, я уже стоял за спиной у Тычкова и именно поэтому мы начали орать вместе.
Картина била столь же ужасная, сколь и мерзкая. Даже теперь, в самых моих ужасных снах, от которых я просыпаюсь в дикой дрожи и мокрый от холодного пота, словно слизень, я вижу ЭТО. Посреди комнаты стоял один из полицейских. Вернее, глагол "стоял" не особо подходил к его тогдашнему состоянию. Блюститель закона словно завис над полом, касаясь его только носками чёрных туфель. Его голова смотрела вверх, а руки неестественно растопырились, пальцы дрожали и шевелились, будто черви. А сам он был обмотан чёрными, как мазут, блестящими и упругими волосами. Они обвивались вокруг его ног, талии, рук и груди. А потом уходили прямо к лицу, запустив свои металлические пряди прямо в рот, ноздри и глаза. Глаза, кстати, отсутствовали, а в глазницах скрывались волосы, проникая в самый мозг бедняги. По щекам, словно слёзы, стекали струи крови, заливая чёрный китель, струясь по рукам и ногам. Если бы не копна, проникшая прямо в рот, полицейский орал бы от боли так, что стёкла потрескались, но он молчал, лишь конвульсивно дёргаясь от невыносимой боли. Волосы вцепились крепко в него, снова напоминая мне о том пульсирующем чувстве, которое я почувствовал, когда приблизился к копне, душившей Любовь Петровну. А потом, уже убегая со всех ног с этого места, я успел заметить ещё две маленькие детали, два маленьких мазка, довершающие эту живописную ужасную картину. На полу, в крови и какой-то непонятной слизи валялась голова второго полицейского. Голова с пустыми, тёмными глазницами и с застывшим в крике ртом. Тут же, в светло-красной жиже, валялись и оторванные конечности. Тела не было. В углу, чуть поодаль от того места, где я её бросил, лежала мёртвая Любовь Петровна. И, то ли это был мираж, то ли помутнение, но мне показалось, что на месте её лица была ровная, гладкая кожа. Словно какой-то художник, стёр нарисованное карандашом лицо на поседевшей голове.
8
В маленьком коридочике мы с Тычковым натолкнулись друг на друга, и я повалился на пол. Удивительно, как этот маленький человечек смог свалить меня своим лёгеньким телом. Произошло это как раз напротив моей комнаты, и я с грохотом ввалился в неё, краем глаза наблюдая, как участковый буквально вынес железную дверь и скрылся с моих глаз. Амбала не было видно и подавно.