— Я вам позвоню в следующую субботу, — уходя, сказал он.
А я подумал: вот что значит деловой человек! Сказал, что деньги ему не к спеху, а позвонить пообещал через неделю…
Глава четвертая
Мы мчимся с Олей на «Жигулях» по Приморскому шоссе в сторону Зеленогорска, Здесь, за чертой города, особенно сильно чувствуется весна. Деревья покрылись клейкой листвой, свежо зеленеет молодая трава на обочинах, а кое-где меж стволов в тени белеют остатки ноздреватого снега. Мне хочется прибавить газу, но впереди много машин — они идут со скоростью шестьдесят километров. Сегодня воскресенье, тысячи автолюбителей ринулись за город К багажникам машин приторочены грабли, мотыги, саженцы. С Финского залива тянет ветер, я вижу, как в сторону шоссе пригибаются кусты, сквозь них можно разглядеть пустынные каменистые берега залива. На прибрежной гальке белеют клочья пены. Сороки прыгают на обочинах, на машины они не обращают внимания. Привыкли. Сразу за поворотом попали в грачиное царство: сотни черных сероклювых птиц облепили деревья, скопились на обочинах, некоторые сидели на телеграфных столбах, Настоящая весенняя грачиная конференция.
Мой друг Толя Остряков, уезжая за границу, всегда оставляет мне ключи от гаража и машины. Вот сегодня я и воспользовался хорошим днем и решил прокатиться с Олей за город. Она сидит рядом, тяжелый пук волос подрагивает на ее голове, серые глаза устремлены на дорогу. Оля любит ездить на машине. Я уже несколько раз предлагал свернуть к заливу, но она просила ехать дальше. И я, пристроившись в хвосте разноцветных «Жигулей», «Москвичей», «Волг», «Запорожцев», рулил по влажному чистому шоссе. Через разделительную полосу навстречу, будто океанские корабли, проплывали иностранные автобусы. Это финны спешат на экскурсию в Ленинград.
— Ты хорошо водишь машину, — похвалила Оля.
У меня все-таки изрядный опыт: десять лет за рулем. На «Москвич» первого выпуска я собирал деньги пять лет, и все равно пришлось влезать в долги к родственникам и знакомым. Два года с ними рассчитывался, я не люблю одалживаться. На «Москвиче» я ездил шесть лет, потом продал и купил «Запорожец». Остряков как-то обронил, что, если я надумаю снова покупать машину, он поможет мне деньгами, но я пока не думаю о машине, вон взял да и на лайковую куртку разорился… К моему удовлетворению, Оля сказала, что куртка мне идет. Разумеется, куртка сейчас была на мне.
— Шувалов, я есть хочу, — сказала она.
Мы пообедали в Зеленогорске в ресторане «Олень». Народу было много, еда мне показалась не очень вкусной.
За деревянными полированными столами сидели в основном автолюбители, над их головами плавали облака сизого дыма. Из колонок, будто из водосточных труб, на головы сидящих с ревом и грохотом выплескивалась мощная музыка. Я подумал: стоило ли уезжать из города, чтобы снова попасть… в город! Четыре стены, сигаретный дым, громкая музыка… Так чудесно на природе, лучше бы я взял еду с собой, расстелили бы брезент и закусили где-нибудь на берегу синего спокойного озера…
— Ты грустишь? — взглянула на меня Оля. Она улыбалась.
Я не успел ответить, к нашему столу вразвалку подошел плечистый высоченный парень в длинном мохеровом светлом свитере навыпуск и вытершихся до небесной голубизны джинсах. Скользнув равнодушным взглядом по мне, обратился к Оле:
— Тебя можно на минутку?
Я переводил озадаченный взгляд с Оли на парня. Видно, старые знакомые, раз он так бесцеремонно обращается к ней на «ты».
— Я сейчас, — сказала мне Оля, поднялась из-за стола и пошла вслед за парнем к выходу.
У распахнутой двери, где стоял столик администратора, парень остановился и пропустил девушку вперед. Оля тоже была в джинсах, мужчины провожали ее взглядами… Впервые я испытал чувство гордости, что у меня такая девушка, и одновременно — ревность: с какой это стати мою девушку этот верзила в свитере увел из-за стола?..
Оля вернулась довольно скоро, как ни в чем не бывало уселась на свое место. Повертела в пальцах чашечку, отставила в сторону, потом взяла вилку, подцепила кусочек рыбы, но есть не стала. Глаза ее были безмятежно спокойны. Я молчал, бросив на меня насмешливый взгляд, она наконец соизволила сообщить:
— Это Леня Боровиков — известный баскетболист.
Я продолжал молчать, баскетболом я не интересовался и Боровикова не знал.
— Старый знакомый… — прибавила Оля.
— Ты тоже спортом увлекалась? — спросил я.
— Скорее, спортсменами… — рассмеялась она.
Ее тон не понравился мне, показался несколько вульгарным. Да и от баскетболиста я не остался в восорге, хотя должен был признать, что парень внешне интересный.
До встречи с ним Оля была совсем другой, а вот стоило ей мельком соприкоснуться со своим… прошлым, и она изменилась. Будто баскетболист Боровиков оставил на ней невидимый налет чего-то чуждого мне, неприятного.
— У меня много знакомых в городе, — испытующе глядя на меня, заметила Оля.
— Много знакомых — это хорошо, — с фальшивым подъемом сказал я. — Это просто замечательно!..
Рассчитавшись, мы встали из-за стола. Я снова увидел известного баскетболиста: он и еще трое таких же рослых парней и несколько девушек стояли возле «Жигулей» и смотрели на нас. Одна из девушек помахала Оле рукой в кожаной перчатке. Оля улыбнулась и кивнула в ответ. Баскетболисты курили и о чем-то толковали. У Боровикова была мрачная, недовольная физиономия. Ветер трепал его светлые волосы, на пальце поблескивал золотой перстень. На нем была коротенькая кожаная куртка. Выглядел он весьма внушительно. Я поймал его упрямый взгляд, мне показалось, что губы его шевельнулись в недоброй усмешке. Я тогда еще не догадывался, что мне придется не раз столкнуться с Леней Боровиковым на узкой дорожке…
И снова мы мчимся по шоссе. Теперь залив совсем приблизился к обочине, видно, как невысокие свинцовые волны набегают на песчаный пляж. По желтому песку, на котором лежали днищами кверху разноцветные лодки, бродили отдыхающие. Комочками снега белели на влажных валунах нахохлившиеся чайки. Меж стволов кряжистых сосен и елей виднелись машины. У некоторых распахнуты дверцы, подняты капоты. Выбрав более-менее пустынное место, я свернул к заливу, под колесами, вдавливаясь в песок, запищали сосновые и еловые шишки, нижние ветви молодых елок захлестали в бока машины. На голом далеко торчащем в сторону суке сидела в сером фраке ворона и, поворачивая черную голову, смотрела на нас, наверное, точь-в-точь так же, как я смотрел в ресторане на уводящего от меня Олю баскетболиста.
Ветер гнал по яркому голубому небу с открывающегося вширь и вдаль залива рваные облака, мелкие волны лизали крупчатый песок и с гусиным шипением отползали назад, На мокром песке поблескивали расколотые раковины. На горизонте, где вода сливалась с небом, смутно маячил белый пароход, из широкой трубы далеко растянулся скрученный ветром в спираль дым. Сосны с нарастающим гулом шумели над головой, при особенно резком порыве ветра, будто золотой дождь, на головы сыпались сухие иголки.
Мы брели по влажному песку, оставляя отчетливые следы. Хотя солнце и освещало все окрест и воды залива сверкали и переливались, было прохладно. Это ветер гнал с моря холод. Я наступил на створку раковины, и она неприятно хрустнула, будто яйцо раздавил.
— Шувалов, ну что ты нос повесил? — обернула ко мне улыбающееся лицо Оля — она шла впереди. — Если тебе не понравилось, что ко мне подошел Леня Боровиков, то нам лучше больше не встречаться; я тебе повторяю, у меня в Ленинграде много знакомых…
— Спортсменов?
— Не только спортсменов.
— Я просто счастлив, что ты такая общительная…
— Я ведь, дорогой, к тебе не с неба свалилась. Почему же ты меня не спросишь, как я жила?
— Зачем? — сказал я. — У всех много чего в жизни бывало, но не обязательно об этом рассказывать.
— Он ухаживал за мной…
— Я так и понял.
— Он ни одной красивой девушки не пропускает… К моим подружкам приставал прямо на моих глазах…
— Супермен, — сказал я.
— Он пьяный очень дурной, — продолжала Оля. — Однажды в ресторане «Баку» устроил скандал: избил официантов, метрдотеля… Я с подружками через кухню убежала.