— Неужели власть — это такая заманчивая штука? — уже в коридоре произнес Великанов и нехотя закрыл дверь.
После обеда из проходной позвонил Боба Быков, сказал, чтобы я немедленно закруглялся, дело не терпит. Какое дело, объяснять не стал, но я и так знал, что Боба так просто срывать меня с работы не будет, значит, что-то случилось. Я позвонил в приемную Гоголевой и сообщил секретарше, что ухожу и вряд ли сегодня вернусь, — куда, объяснять не стал. Не так уж часто я раньше времени покидаю свой кабинет.
Машина Боба стояла у парадной нашего института. Когда я садился в нее, из подкатившей черной «Волги» вышел Артур Германович Скобцов. Он улыбнулся и помахал мне рукой. В темно-синем модном плаще с погончиками и шляпе, он с достоинством направился к проходной. Под мышкой кожаная папка. Уже взявшись за массивную медную ручку, обернулся и посмотрел в мою сторону.
— Засек меня Артур, — сказал я. — Будь я проклят, если при случае не припомнит!
— Я думал, ты сам начальство, — усмехнулся Боба, резко трогая машину с места.
Ездил он лихо, часто превышал скорость, но милиционеры почему-то его не останавливали. Боба хвастался, что они знают его «Волгу». У милиционеров тоже есть машины и мотоциклы, которые нередко привозят на буксире на станцию технического обслуживания, где работал мастером Быков.
— Я очень люблю ездить по городу, — сказал я. — Но лучше бы не в рабочее время.
— У меня выходной, — невозмутимо заметил Боба.
— Ты мчишься, как «скорая помощь», — сказал я. Быков не стал тормозить по желтому сигналу и выскочил на перекресток, когда уже загорелся красный. Милиционер посмотрел нам вслед, но свистеть не стал.
— Мы с тобой и есть «скорая помощь», — проговорил Боба. — Мчимся выручать наших любимых девушек!
Он рассказал, что ему позвонила домой Мила Ципина и взволнованным голосом сообщила, что она и Оля Журавлева находятся в Купчине в одной квартире, к ним там всякие пристают… Успела назвать номер дома и квартиры, потом кто-то свирепо рявкнул и нажал на рычаг телефона. Он, Боба, решил, что меня это тоже касается, и вот заехал за мной. Уж вдвоем-то мы как-нибудь вызволим из беды наших девочек…
Поминутно нарушая правила уличного движения, Боба мне рассказал дорожный анекдот. Шофер такси мчится под красный светофор и когда пассажир говорит ему, что он нарушает, водитель небрежно отвечает, мол, он мастер. И вдруг неожиданно тормозит на перекрестке перед зеленым светофором. Пассажир интересуется: в чем дело? Шофер спокойно в ответ: с той стороны тоже мчится мастер…
— Прямо про тебя!
— Я и есть мастер, — рассмеялся Боба и, затормозив, добавил: — Приехали.
Это был девятиэтажный кооперативный дом. Нам долго не открывали, а когда наконец дверь распахнулась, на пороге под притолоку вырос баскетболист Леня Боровиков. Не долго раздумывая, он врезал могучим кулачищем Боба Быкову — тот звонил в дверь и потому стоял ближе — и коротышка мячиком отлетел к самому лифту. У меня тоже сработал спортивный рефлекс: я тычком ударил верзилу в солнечное сплетение. Он вытаращил на меня изумленные красные глаза, согнулся под прямым углом пополам и стал жадно хватать раскрытым ртом воздух. Очухавшийся от потрясения Боба добавил Боровикову и оттолкнул от двери. Ворвавшись в квартиру, мы поспешно закрыли за собой дверь. В тесной прихожей никого не было, из комнаты доносились пронзительные звуки магнитофонной музыки, голоса. В дверь за нашей спиной бухал ногами разъяренный Боровиков, мелодично тренькал звонок-гонг. Это миролюбивое треньканье и бешеные удары, сотрясающие дверь, отнюдь не гармонировали.
В комнате было сильно накурено, на низком столе, придвинутом к широкой тахте, стояли разнокалиберные бутылки, в тарелках какая-то холодная закуска, кое-где присыпанная пеплом. На тумбе гремел на полную мощность магнитофон. Я подошел и убавил громкость. Оля и Мила сидели на подоконнике и во все глаза смотрели на нас. Я успел заметить, что Олина шерстяная кофточка разорвана почти до пояса, одна щека пылает, в глазах слезы. Мила — она, кажется, не пострадала — успокаивала подругу. А на полу сидел парень с черными патлами почти до плеч, держал в одной руке бутылку с коньяком, в другой пузатую рюмку и без всякого удивления смотрел на нас. Хотя он и сидел, видно было, что это рослый парень, наверное тоже баскетболист.
— Леня сказал, что размажет вас по стене и выпустит вниз через мусоропровод, — медленно выговаривая слова, произнес парень. — Неужели вы его, дьявола длиннорукого, спустили?
— Надо было, — мрачно сказал Боба и пощупал вспухающую скулу, глаз у него сузился. Как бы совсем не закрылся. У Боровикова, видать по всему, рука тяжелая.
— Шувалов, уведи меня, — взглянула на меня Оля.
Она уже не плакала, даже успела размазанную тушь стереть.
— А-а, вы за девчонками, — разочарованно протянул парень и потянулся за рюмкой. — Забирайте, ради бога, они нам надоели…
— Ну и нахал! — бросила на него возмущенный взгляд Мила.
— И зачем мы с ними пили? — сказала Оля.
— Действительно, зачем? — усмехнулся я.
Я обратил внимание, что в дверь бухать ногами перестали. Наверное, Леня притаился и ждет, когда мы выйдем. Драться не хотелось, но добром, по-видимому, отсюда не уйдешь.
— Мы пообедали в «Баку», — рассказывала словоохотливая Мила Ципина, — а потом поехали музыку послушать…
— Твоя идея, — бросила на подругу недовольный взгляд Оля. — Будто Боровикова не знаешь!
Парень с интересом смотрел на нас. В отличие от Боровикова он явно был настроен миролюбиво, а может, ему просто лень было подниматься.
— Они сказали, что есть последние записи Высоцкого и Марины Влади, — тараторила Мила. — С парижской пластинки.
— Ну и как? — спросил Боба.
— Мы собрались уходить, а они…
— Я женщин не обижаю, — ввернул парень.
— Я про Высоцкого, — сказал Боба. — Понравились записи?
— Я, оказывается, раньше слышала, — сказала Мила. — Цикл про алкоголиков. Ой, где была я вчера…
— «Считай, с приятелем мы выпили немного… Скажи, Серега?..» — басом затянул парень и споткнулся, видно дальше не помнил.
— У Боба замечательные записи, — повернулась Мила к подруге.
— Я хочу отсюда уйти, — сказала Оля. Парень поднял бутылку и потряс ею:
— На посошок?
Я рывком распахнул дверь, но ничего не произошло: Лени Боровикова на лестничной площадке не было. Он мог поджидать нас у парадной. Мы молча спускались по бетонным ступенькам вниз. Чем ближе выход, тем тревожнее: что приготовил нам баскетболист Леня?.. В моем возрасте драться на улице вроде бы и ни к чему.
Боровиков не поджидал нас и на улице. Его вообще не было видно. Однако его незримое присутствие мы очень скоро ощутили: когда подошли к «Волге», то увидели, что одно колесо сплющилось. Боба быстро обнаружил порез в шине. Низко же отомстил нам великан и силач Леня Боровиков!..
Быков, бормоча проклятия в адрес баскетболиста, быстро достал запаску, домкрат и с моей помощью за несколько минут сменил колесо. Девушки стояли поодаль и о чем-то толковали. У Милы большой рот с ярко накрашенными губами, бледное лицо, на котором влажными вишнями выделяются слегка томные, с поволокой, глаза. В общем, они с Олей были заметной парой, а когда рядом две красивые девушки, от мужчин отбоя нет.
— Карета подана, — вытерев руки вафельным полотенцем, сказал Боба Быков. — В ресторан? Или к цыганам? Как это? «Ямщик, не гони лошадей, мне некуда больше спешить…»
Боба трудно вывести из себя. Другой, увидев бы; что ему шину прокололи, на весь день лишился бы покоя, а он уже успокоился. Правда, на станции технического обслуживания ему за десять минут завулканизируют камеру. А что бы мы делали, если бы Леня все колеса проколол?..
Мила на правах хозяйки бесцеремонно села рядом с водителем, а мы с Олей — на заднее сиденье.
— Что же ты меня не ругаешь? — покосилась на меня Оля.
— За что?
— Ты, оказывается, не ревнивый, — вздохнула она.
— Приедем домой, я тебе по второй щеке… — улыбнулся я.
— Бьет — значит, любит, — откликнулась Мила.