— Если ты деревяшка, так и будь деревяшкой, пока тебя не сожгут! — тяжело дыша, сказала предводительница спичек Горячка. О том, что это она и есть, свидетельствовала ее разбухшая, набитая серой голова.
— И поэтому вы хотите сжечь Колышка?
— А ты думаешь, потому что он белый? Мы сами беленькие… Хи-хи!
Весело, шумно гомонили спички и все время хихикали. Не то, что мрачный пес Зубарь, который тут же готов кусаться. Но эти весельчаки показались писателю еще страшнее злого пса.
И, знаете, что еще они сказали, эти веселые лиходеи?
— Постепенно мы все-все сожжем и сами сгорим!
Ластик-Перышкин так и застыл с раскрытым ртом.
Какие у них черные, набухшие головки!
— Так, может быть, вы помоетесь? — немного придя в себя, предложил он спичкам, так как они тоже были в чернилах.
Спички в один голос ответили:
— Если спичка хоть единственный раз вымоется, она погибла. Мы никогда не моемся, и потому такие могущественные!
Тут спички спохватились, что слишком долго задержались у писателя, и, построившись гуськом, вышли за дверь.
Каким долгим-долгим был этот день! Как много гостей побывало у Ластик-Перышкина! Он так устал, что не мог уже ни о чем думать. Укушенный палец распух, перед глазами мелькали черноголовые спички, кружились в странном танце, похожем одновременно и на старинную польку, и на твист.
— Эй, ты спишь, что ли? — разбудил его кто-то, дернув за ногу.
Писатель в самом деле задремал.
Открыв глаза, он увидел крота. Настоящего крота, волокущего по полу телефонный аппарат и смотанные клубком провода. Правда, этот телефон был похож скорее на большую старинную табакерку, а провода — на тугой моток льняных ниток. Такие телефонные аппараты, вероятно, еще не вышли из моды в сказках.
— Откуда ты взялся? — зевнув спросил Ластик-Перышкин и протер глаза.
— Оттуда, — крот кивнул на чернильницу и в свою очередь осведомился: — Если не секрет, здесь были пес и спички?
— Были, были, — борода снова взъерошилась и не дала писателю соврать. — А ты тоже враг Колышка и Колобка? — спросил он у залитого чернилами крота. — Будешь кусать? Жечь их?
— Они мне ни враги, ни друзья. Ни кусать, ни жечь их я не буду. Я люблю распутывать провода, соединять и разъединять их. Видишь ли, я техник-любитель, и сейчас исполняю обязанности связиста.
— А для чего эта связь?
— И вы еще спрашиваете? Вы — волшебник? Для того, чтобы спички и собаки могли согласованно провести операцию по окружению беглецов.
— А что тебе за польза от этого?
Крот поднял на лоб бинокль. Он носил не очки, как все, у кого слабое зрение, а бинокль. И бинокль у него, наверное, тоже был сказочный: свернутый из бересты, в которую вставлены рыбьи пузыри.
— Лично мне? Никакой пользы. Все ради техники. Проверяю аппаратуру. К тому же, я слыхал, что они — выскочки.
— Что еще за выскочки?
— Ну, такие, которым не сидится на одном месте, не лежится в колыбели. Кто сломя голову несется, сам не зная куда. Если уж живешь в сказке, то в человеческий мир не суйся!
— Очень ты мудрый, крот! — сказал Ластик-Перышкин, возмущенный его тупостью.
— Я и не сомневался в этом! — ухмыльнулся крот.
— Убирайся вон отсюда!
Крот спокойно поправил бинокль и продолжал распутывать свои провода. Вслух считая «раз, два, три», он проверял, как действует телефон, и долго дул в трубку — пустую раковину улитки.
— Я бы охотно подчинился, однако нахожусь при исполнении служебных обязанностей. Попрошу не мешать, а не то я буду жаловаться, — наконец ответил он писателю.
— Ого!
— Да, да! — заорал крот и даже закашлялся. — Вы не уважаете технику и задаете всевозможные, гм… провокационные вопросы! Вы мешаете службе связи сказочного государства. Да, да! И куда только смотрит волшебная борода?
Но до чего же удивился писатель, когда его собственная борода заглушила вопли крота! Она стала еще длинней и строго заговорила человеческим голосом:
— Заткнись, темнота! Делай свое дело и молчи, пока я тебя не обвила!
— Слушаюсь, ваше высочество борода, — отозвался крот от двери. — Есть, делать свое дело и молчать! Только я не темнота — я технический специалист-изобретатель…
Оказывается, с волшебной бородой шутки плохи. Ластик-Перышкин и не подозревал, что она столь могущественна. Он хотел поблагодарить бороду, ласково погладить ее, но та не далась.
— Ты тоже хорош. Суешься, куда не следует. Не все, кто выскочил из твоей чернильницы, обязаны тебя слушаться. Ведь у них своя голова и свой ум! Ясно тебе?
— Ясно, хоть и не совсем… — пролепетал писатель.