— Рассказывай, рассказывай, — воскликнул писатель, не в силах сдержать любопытства. — Что было потом?
— Потом снова проглотил их тот же сом и снова доставил в край великанов. Дылда увидел, что они опять возвращаются, да как заорет! «Если и в третий раз вернетесь, — грозно предупредил он, — зашвырну на Северный полюс, в медвежье царство… Наломают вам бока — не будете больше надоедать!» Схватил Дылда человечков, затолкал в те же ореховые скорлупки, только уже не стал дуть. Поддал ногой, чтобы улетели подальше. Летели они, летели и упали в море. Это было самое большое и глубокое море — твоя чернильница!
«Чепуху городишь! Этого не могло быть!» — хотел было крикнуть Ластик-Перышкин, который никогда бы не поверил, что есть такие меткие великаны и быстроходные, как подводные лодки, сомы. Однако возразить помешала борода. Но еще больше удивился он, когда услышал собственный голос:
— Очень даже, я вам скажу, может быть…
И веселый, напевая сквозь бороду какую-то песенку, он схватил крота за шиворот.
— Только окуните его поглубже, — серьезно предупредила мышка. — Он — не просто скрытный крот. Он грозился, что изобретет лучи смерти… Взорвет все-все дома и машины…
— Конечно, изобрету. Я занемог, но, знайте, техника всемогуща! В следующий раз я вынырну с лучами… Тогда…
Плюх! — и крот плюхнулся в разверзшуюся глубь чернильницы, прямо в глотку сома.
Мышка Мечтышка одарила писателя очаровательной улыбкой.
— Вы были просто великолепны, дорогой автор! Жаль, что у меня под рукой не было фотоаппарата.
— Вы снимаете? — удивился было автор, но тут же перебил себя: — Очень даже, я вам скажу, может быть!
Месть Ясама
Собакам и спичкам явно не везло. Избегались, с ног сбились, а беглецов так и не поймали. Мало того — даже не напали на их след. Теперь они уже жалели, зачем обидели верного крота, зачем бросились его одни кусать, а другие жечь. Можно ведь совсем пропасть без связи в этом большом, шумном городе!
Растерявшиеся в сутолоке машин и людей, собаки и спички несолоно хлебавши вернулись к автоинспекции. Притихшие, подавленные, они то и дело озирались, не блеснет ли где-нибудь бинокль крота. Все плиты тротуара лежали на своих местах, друг возле друга, — даже червяк не протиснется!
— Гав-гав! Крот, милый наш кротик, — выли собаки, призывая верного связиста. — Отныне будем уважать тебя и твою технику! Гав!
— Покажись! Мы для тебя станцуем! — взывали спички. И тут же, построившись, сплясали свой знаменитый танец, похожий и на «твист», и на «польку стариков» одновременно. Но крот и после этого не показался.
Не теряя надежды, собаки обнюхали всю улицу и две соседние. Спички облазили подвалы ближайших домов, освещая самые темные уголки, — все было напрасно!
— Твой недисциплинированный отряд напугал крота! — обвинила спичка-генерал генерала-пса. — Мы пропали без телефона, без бинокля!..
— Все ты! Все ты! — не сдавался Зубарь. — Гор-р-ришь, когда не тр-р-ребуется, а когда на самом деле тр-р-ребуется — от тебя пшик!
Горячка, страшно оскорбленная, обратилась к своим:
— Не кажется ли вам, спички, что пора подсмолить союзников? Слишком длинные космы отрастили!
— Пора! Пора! — вскричали спички, приготовившись трещать, пылать и жечь.
— Ну, взялись! Кто кого! — подбежал какой-то мальчишка, позвякивая бутылками из-под кефира. Бутылки постукивали в сетке и бренчали, словно живые существа. Казалось, они тоже исподтишка посмеиваются над собаками и спичками.
— Постор-р-ронись! — предупредил Зубарь. — Мы ищем связиста крота. Без него нам не схватить Колобка и Колышка. Бр-р-рюки на тебе р-разорвем, если будешь насмехаться!
Спички прыгнули на тротуар, окружили болтающуюся сетку.
— Сетку сожжем, разобьются твои бутылки! Хочешь?
Мальчишка, ясное дело, не хотел, чтобы бутылки разбились и кефир вылился на землю. Однако он принялся еще яростнее подзуживать забияк. А бутылки в сетке ныряли, как щуки.
— Вы — враги Колобка и Колышка? — вопил он. — Прекрасно! Разделайтесь с ними! Они и мои злейшие враги! Они…
— Ты видел этих негодяев? — собаки и спички сразу забыли о своих распрях. — Кто ты такой? Покажи нам их!
Мальчишка вздохнул, его надутые щеки опали.
— Я теперь обыкновенный мальчик Юргюкас. А был я… Неужели вы ничего не слышали обо мне? Я был Ясамом, человеком с большими заслугами! День-деньской я отдыхал, а плакатики возвещали всем о моих заслугах. Даже мухам! Но подкрались эти противные человечки — Колобок и Колышек! — и разорвали мои плакаты. Не осталось больше заслуг!.. Мама вот за молоком погнала…
— Где они? Где? Говори! — выли собаки и спички, нимало не заботясь о пропавших заслугах Ясама. Их интересовали только беглецы, от одного из которых сладко пахло ржаным хлебом, а от другого — струганой липой.
Сам Юргюкас, лишившийся всех своих заслуг, не осмелился преследовать беглецов. Глаза у собак так и сверкают, спички так и шипят — управятся и без его помощи!
— Сверните влево, — махнул он сеткой, — потом направо, потом опять налево, потом опять направо, пока не дойдете до белой козы, что пасется среди сосен. Я не видел, в какую сторону подались беглецы. Она видела. У нее и спросите!
Недослушав до конца, собаки побежали впереди, спички, ловко подпрыгивая, переворачиваясь через голову, — за ними.
«Обещал отомстить и отомстил!» — злобно радовался Юргюкас, еще совсем недавно известный как Ясам, весьма заслуженная личность. Он не сомневался, что собаки и спички сожрут Колобка, сожгут Колышка.
— А что мне мама скажет? — спохватился мститель. — Пропал с кефиром неизвестно куда!..
Побежал и бывший Ясам. Однако за то время, что лежал на боку, он совсем разучился бегать. Не догнал ни собак, ни спичек.
Битва за апельсин
Бросаясь то влево, то вправо, прыгая то по асфальту, то по немощеным улочкам, преследователи прибежали в сосновую рощу. Здесь, возле красивых домиков, и паслась коза. Белая-пребелая, почти как из сказки. И зеленые глаза горят чуть не сказочным огнем, как будто она ненастоящая — только обернулась козочкой.
Коза все трясет и трясет острой бородкой. Не признается, что видела беглецов, слышала, о чем говорили Колобок и Колышек.
— М-ме! Я щипала листочки, м-ме!
А когда собаки и спички надоели ей, она сверкнула зелеными глазами и заблеяла на весь сосняк:
— М-ме! Ме-ке-ке! Спросите у глупца, м-ме!
— Ах, так глупец знает? Покажи нам его! — обрадовался генерал Зубарь.
— Немедленно! Сейчас же! — затопала ногами от нетерпения и генерал Горячка, едва не вцепившись козочке в шерсть.
— М-ме! — стукнув копытцем, коза встала на задние ноги. — Глупцов искать не надо. М-ме! Глупцов везде полно!
Раз-два — и козочка вскарабкалась на дерево. С ветки на ветку, глянь — уже почти на самой верхушке. Медленно раскачивается, словно повешенное для просушки полотенце, и отчаянно мекает, как будто внизу ее подстерегают волки. М-ме! Ме-ке-ке!
Станешь тут дожидаться — еще люди с кольями сбегутся! Словно воды в рот набрав, собаки и спички побежали дальше. Только то и выудили у вредной козы, что глупец все знает. Он уж скажет, где спрятались беглецы.
Бегут собаки и приглядываются, скачут спички и всматриваются: кто из встречных глупец, а кто умник, не заслуживающий их внимания. Видят, стоит человек среди опавших, битых яблок и ковыряет в длинном-длинном носу. А ветки клонятся и все бьют, бьют по этому носу.
— Эй ты! — обратился к нему Зубарь, дернув за штанину. Брюки у этого человека были широкие-преширокие. — Уж не ты ли и будешь глупец?
— Я? Я — глупец? Ха-ха-ха! — расхохотался человек так громко, что даже деревья затряслись и последние яблочки, уцелевшие на самых верхушках, посыпались на землю. — Я — хитрец, запомните! А глупец вон там обосновался, на опытной станции. Спасибо, хоть рассмешили меня. А то я всегда серьезен, все думаю и думаю… Ха-ха-ха!