— В него, наверное, залили свежей крови! — радостно рассуждал Колышек.
— Молчать! Вы меня с ума сведете своей глупой болтовней! — крикнул Распорядкин и потащил приятелей обратно в комнату. А то еще сбегут, как тот мотороллер-хулиган!
Внезапно ему в голову пришла спасительная мысль. Он вспомнил, что читал когда-то статью о кибернетике, а может, и о синтетике — эти новые термины вечно путались у него в голове.
— Послушайте, друзья! Может, вы — электронные человечки? Ну, такие автоматы, из пластмассы… Может быть, ученые сконструировали вас и пустили на улицу для испытаний, не предупредив автоинспекцию?
— Нет, мы из сказки, — Колобку стало жаль Распорядкина, который был уже немолод, хотя все еще старался бодро покрикивать.
— Из какой сказки? Я не маленький ребенок и не старый пень! — строго перебил Распорядкин. — Моя внучка Раса, возможно, и поверила бы вам, но уж не я, общественный регулировщик!
Колобок сунул руку в карман. Пальцы коснулись нежных, словно пух, волос Расы. Ах, Раса, Раса! Если бы не ты, мы не попали бы в лапы этого свирепого старика… Весело путешествовали бы по улицам и площадям… Но разве этот лысый пучеглазый старикан может быть дедушкой такой девочки? Где его борода, усы? Какой же это дед, если его нельзя подергать за бороду? Вот и снова он встает, размахивает руками… Пятиминутная зарядка? Ну, конечно… До чего ж не интересно все время делать одно и то же… Неужели и Раса такая же? А ведь она поверила, что мы из сказки… И орехи-скафандры ей понравились. Правда, ей хотелось поиграть и побегать, но наверняка она не стала бы жечь и кусаться…
Тем временем очередной приступ зарядки кончился. Распорядкин плюхнулся на стул и долго глазел на приятелей, не говоря ни слова.
— Послушайте, — заговорил, он наконец почти любезно. — Может быть, вы игрушки? Ну, такие заводные игрушки… Может, мне подарить вас внучке? Сколько игрушек ей ни покупаю, она все ломает. Даже железные!
— Железные, говорите? — дрожащим голосом переспросил Колобок.
— Хо! От стального бульдозера через пять минут остался только остов.
— От стального бульдозера?
— Резинового льва она задушила его собственным хвостом…
— Льва?
— Поезда она спускает под откос, а рельсы выдергивает из насыпи, как травинки…
«Как хорошо, что мы убежали от нее… — грустно подумал Колобок, хотя он никогда не видел ни стального бульдозера, ни поезда. — Не пришлось бы нам больше путешествовать, если бы мы поиграли с ней несколько минут… Валялись бы теперь в мусорном ящике с отломанными ногами и выколотыми глазами…»
Но даже и сейчас Колобок не мог сердиться на Расу.
«Почему это так?» — тщетно ломал он себе голову, не понимая, что стряслось с его хлебным сердечком.
А вслух он заявил Распорядкину:
— Мы не игрушки… Никогда игрушками не были и не будем! Спросите у волшебника, если не верите!
— У какого такого волшебника? В нашей стране нет волшебников! Мы давно преодолели всякое колдовство и предрассудки! — раскричался Распорядкин, не сумев превратить преступников в простые, понятные игрушки.
— Писатель Ластик-Перышкин — чудесный волшебник! — гордо заявил Колышек. — Мы — из его чернильницы…
— Ах, из писательской пачкотни? Так бы сразу и сказали. Но возможно ли, чтобы писатель наших дней?.. Ну, чтобы уважающий себя писатель позволил называть его волшебником?! Погодите, я немедленно созвонюсь с товарищем Ластик-Перышкиным, и если только клевета не подтвердится… Берегитесь!
За проделки человечков достается и Ластик-Перышкину, однако выясняется, что у Распорядкина есть тайная мечта…
Топоча клумпами, волшебник подбежал к зазвонившему телефону.
— Алло! Это квартира работника литературного фронта товарища Ластик-Перышкина?
— Да-да, Ластик-Перышкин слушает…
— Очень приятно! Вы-то мне как раз и нужны, уважаемый. Говорит общественный регулировщик уличного движения Распорядкин!
Трубка выскочила у писателя из рук и хотела забиться в глубокую щель, которая уже лет десять змеилась по стене прихожей. Резкий голос Распорядкина так и драл горло трубки.
Ластик-Перышкин шепнул чуткой трубке, что потом смажет ей горло пенициллиновой мазью. Трубка успокоилась, зато сам писатель дрожал, как осиновый лист.
— Вы, товарищ писатель, очевидно, не знаете меня? — басил по телефону Распорядкин. — Где вам, избранным, так сказать, знать всех смертных! Но, возможно, Раса иногда рассказывала вам о своем дедушке? Так я и есть дедушка… Трудная у меня внучка, ох трудная… И как вы только ладите — удивляюсь!
— Что вы! У вас замечательная внучка! — перебил Ластик-Перышкин как можно горячее. Ведь всем дедушкам нравится, когда хвалят их внуков — не устоит и Распорядкин. — Раса мне очень много рассказывала о вас. Она вас по-своему любит!
— Любит? Действительно? — треснул, раскололся густой голос Распорядкина, но затем стал еще более суровым. — Может быть, и любит плутовка, только вот не слушается. Такая мода теперь — не слушаться ни родителей, ни дедушек, ни бабушек! Я и звоню вам из-за того, что развелись всякие неслухи… Вот хотя бы и эти подозрительные личности, которых я был вынужден задержать на улице при исполнении своих почетных, чрезвычайно ответственных обязанностей… В один голос клянутся, что вышли из вашей чернильницы…
Неужели ваша чернильница, позвольте усомниться в этом, пассажирский поезд или воздушный лайнер? Ха-ха-ха!
Распорядкину очень понравились собственные сравнения, и он долго хохотал.
— О, это обыкновенная чернильница, но иногда она вдруг начинает расти… — кое-как удалось вставить Ластик-Перышкину.
— Послушайте, а вы случайно не больны? О каком таком росте вы говорите? Таких вещей в нашей стране не может быть — чтобы обыкновенная чернильница вдруг взяла и стала расти! Но если вы в самом деле не больны, то, может быть, ваша чернильница из эластичного материала, так сказать, из синтетики или кибернетики? Да, в научной области у нас имеются громадные достижения, можно похвастаться…
Писатель поспешил согласиться, хотя чернильница у него была из простого стекла, как все чернильницы.
— Вот видите! Но если даже предположить, что они из такой чернильницы, — продолжал Распорядкин, разделавшись с одной загадкой, — то, выбравшись из нее, они были бы, так сказать, синими… Вы пишете синими чернилами? Вот видите! Тем не менее один белехонький, а другой розовый, будто только что с курорта… Я говорю, может быть, они только прикрываются почетной чернильницей советского писателя?
— О нет, — поторопился рассеять его подозрения писатель. — Они не прикрываются. Они действительно из моей чернильницы. Однако, выйдя из нее, они помылись с мылом…
— Они любят мыться? — несколько поостыл Распорядкин. — А Расу мне приходится силой гнать к умывальнику!
Наступила хрупкая тишина, которую Распорядкин тут же расколол своим мощным басом:
— Допустим, что они из чернильницы, хотя это не самый лучший способ попасть в наш цветущий город. В таком случае я вынужден сообщить вам, что вышеупомянутые безответственные личности в течение пяти минут совершили шесть тягчайших преступлений. Едва не произошла жуткая авария… Что вы на это скажете?
Что мог сказать на это Ластик-Перышкин? Он боролся с бородой, которая так и лезла ему в рот.
— …без умысла… прошу простить… первый раз… неопытные экскурсанты…
Распорядкина не убедил этот лепет.
— Если уж выскочили из писательской чернильницы (пускай даже самовольно) неожиданные персонажи, вы обязаны ознакомить их с правилами уличного движения… И непременно снабдить удостоверением личности… Или же водительскими правами, если они интересуются техникой… Мы должны знать, кто они, так сказать: игрушки, электронные человечки или малолетние нарушители? В противном случае неизбежны недоразумения и преступления. На каждом шагу катастрофы с человеческими жертвами, да, да!