И лишь когда они пересекли глиморскую границу, Ирит прорвало:
— Аша, как ты могла там жить?
Аша подняла на нее глаза, но промолчала.
— Она не могла, — ответил Келдер. — Потому и убежала.
— Там все воняет. Везде грязь. Дом разваливается, один амбар уже развалился. А твой... Этот человек пил и пел самому себе... Когда же он увидел меня... Я рассказала ему о смерти сына, и он заплакал, а потом начал жаловаться, что никто ему не помогает, что ты его бросила. Когда же я заверила его, что с тобой все в порядке, он начал ругаться, попытался меня схватить, но я обернулась птицей и улетела, а он вновь заплакал. — По телу Ирит пробежала дрожь. — Мой отец никогда таким не был.
Аша по-прежнему молчала.
Ирит взглянула на Эздрела и со злобой добавила:
— Даже ты, когда мы тебя нашли, таким не был.
Келдер ожидал резкого ответа или гордого молчания, но старик залепетал:
— Извини, Ирит, пожалуйста, не сердись на меня.
Келдера перекосило.
Раболепие Эздрела ужасало... С другой стороны, Ирит выказывала к старику все больше сострадания. Келдер даже подумал, что общение с Ашей и Эздрелом идет ей на пользу.
Во всяком случае, ему хотелось на это надеяться.
Да и его присутствие ей не вредило.
После пересечения границы они уже шли два с половиной часа, когда Келдер внезапно остановился и уставился на холм слева от дороги.
— Что такое? — спросила Аша.
— С этого холма я впервые увидел Великий Тракт, — объявил Келдер. — Ночь я провел на склоне. А утром встретил Ирит.
Летунья кивнула:
— Совершенно верно. Я помню. Поначалу я подумала, что ты повернешь назад и отправишься обратно в Шулару.
— Я тоже так думал, — признался Келдер.
И тут его осенило: он же может пойти в Шулару прямо сейчас. Повернуть на юг, вернуться на семейную ферму и больше не ломать голову над тем, где взять деньги, как снять с Эздрела любовное заклинание и где пристроить бездомную Ашу.
Идея казалась ему все более привлекательной. Он повернулся к остальным.
Увидел лицо Ирит и выкинул из головы эти глупые мысли. Она, конечно, еще не готова пойти с ним и стать женой шуларского фермера, но и он еще не готов забыть о предсказании Зиндре и вернуться домой без нее.
— Пошли. — Келдер двинулся дальше. — Дорога впереди длинная.
Но уже через сотню-другую ярдов они увидели башни глиморского замка. Келдер вспомнил, каким голодным проснулся в то утро. Когда это было? Неужели минуло лишь шестиночье? Знай он, что замок так близко, никогда бы не повернул на восток.
Но в этом случае он не встретил бы Ашу и Эздрела... но мог бы встретить других людей. Никогда не знаешь, что ждет тебя впереди... разумеется, без магии.
Зиндре-то знала, предположил юноша. Знала, что он повернет на восток, как и произошло на самом деле... а может, такие мелкие подробности знать ей было и ни к чему, потому что в своем пророчестве она имела дело с закономерностями. Может, судьба предопределила его встречу с униженными и оскорбленными, а вот с кем конкретно, решил случай.
Вообще Келдера все больше занимал вопрос: а что есть пророчество? Несмотря на то что слова Зиндре наперед принимались им за аксиому, он хотел знать, как работает сам механизм. Все ли его действия предопределены? Или только некоторые? Если так, то почему?
Если все, что бы он ни сделал, предопределено, тогда он совершенно не контролирует собственную жизнь и его деяния и мысли не имеют абсолютно никакого значения. Этот вариант Келдеру совсем не понравился.
Ежели, однако, он таки мог что-то контролировать, как это что-то могла предсказать Зиндре? Да, тут было о чем подумать. Вот Келдер и думал, пока вся компания шагала по Великому Тракту.
— Следующий город — Урдурон, — объявила Ирит.
— Сколько до него? — спросил Келдер.
Ирит задумалась.
— Не помню, — призналась она. — Наверное лиги три.
Келдер вскинул голову:
— Человек обычным шагом может пройти лигу в час. Солнце зайдет не раньше чем через четыре часа.
— Тогда пошли, — предложила Ирит.
Эздрел, естественно, с ней согласился, так что голоса распределились три к одному. К возражениям Аши никто не прислушался.
— Ты можешь хоть ненадолго превратиться в лошадь? — спросила девочка.
Келдер ожидал, что Ирит откажется, но та лишь кивнула:
— Хорошо.
И исчезла, а на том месте, где она только что стояла, появилась белая кобылка.