— К вашему сведенью, я при Людовике не служил и в примадоннах не ходил.
— Чего, чего? — удивился свирепый рыцарь. — В каких примадоннах?
— Которые Брамапутры, — пояснил я.
Он грузно опустился на подножку машины и спросил:
— А по географии у тебя что?
— Четверка, — сказал я.
Он качнул головой.
— И в школе, выходит, приписочки. Я бы так двойку вкатил. Определенно. Брамапутра, она же в Индии протекает и в Пакистане.
Мне показалось, что лицо у него не такое уж свирепое. Больше даже добродушное. И маленькие глазки смотрели насмешливо и по-свойски. Но после Брамапутры меня не очень тянуло на беседу. Поэтому, когда он спросил, что мы вообще тут делаем, из-за моей спины вылез осмелевший Юрик и пробормотал:
— Нам бы тумбы вытащить. А без крана никак. Они здесь рядом, через дорогу.
— Какие тумбы?
Я вмешался и объяснил какие.
Он прищурил правый глаз и определил:
— Пятнадцать суток. Не меньше.
— Тащить? — удивились мы.
— Нет, сидеть, — сказал он. — За мелкое хулиганство.
Но я все же правильно разглядел, что он добрый. Он отвел нас в угол двора и указал на кучу лома.
— Подойдет?
— Еще бы! — обрадовался я. — А здесь сколько?
— Килограмм триста будет.
— Да? А нам полторы тонны нужно.
— Во Брамапутра, — прогудел он. — Аппетитик у вас что надо.
— Так это ж не нам. Это ж народному хозяйству.
Для народного хозяйства он обещал чего-нибудь придумать.
И он не подвел. Через два дня мое звено покрыло все рекорды и выскочило на первое место по школе. В разбитый автобус с надписью по бортам «Тех. помощь» мы перетаскали кучу лома. Свирепый рыцарь сел за руль грузовика, взял нас на буксир и доставил во двор школы.
Обшарпанный, проржавевший, с выбитыми стеклами и спущенными шинами автобус казался мне красавцем. Он стоял на вытоптанных грядках, которые весной мы так и не успели вскопать.
Народу набежало, как в цирк. Галдели, точно на базаре.
— А почему «тех» помощь, а не «этих»? — орал один. Кто-то вопил:
— Даешь автобусы!
Ева Семеновна протискалась сквозь толпу и положила мне на плечо руку.
— Молодчина, Олег, — сказала она. — Видите, ребята, как поступают настоящие пионеры, которым дорога честь школы.
Ветерок шевелил красивую Евину челку. Меня распирала гордость, оттого что я такой сознательный и враз переплюнул Стаса.
— Это похвально, — сказала Ева.
— Это надувательство, — раздался вдруг голос Стаса. Гвалт у автобуса стих. Все уставились на моего бывшего друга. Девчонки расступились, и он остался один в тесном кружке. Он поправил очки и повторил:
— Конечно, надувательство, Ева Семеновна. А вы его еще хвалите.
«Его» относилось ко мне. Выходило, что вместо полезного дела я кого-то обманул. У меня даже дыхание перехватило от возмущения.
— Станислав Карпов! — голосом конферансье, который объявляет выход на сцену очередного артиста, произнесла Ева.
Но Стаса уже понесло.
— Где же вообще тогда наша сознательность, если вы его еще и хвалите? — спросил он.
Я не расслышал: «наша» он сказал или «ваша». Ева, наверное, не расслышала тоже. Стас это слово как-то сжевал. И вообще никто ничего не понял. А я подумал, что если раньше я еще и мог помириться со Стасом, то теперь никогда.
— В тебе, Карпов, говорит зависть, — вспыхнула Ева. — Низкая и гадкая зависть. И мне за тебя стыдно.
— Зависть, — хмыкнул Стас. — Они бы еще паровоз приперли. Автобус не на свалке валялся. Его могли и без школы в лом сдать.
— Могли, но не сдали, — отрезала Ева. — И сейчас же прекрати этот глупый разговор.
— Прекратить можно, — не сдавался Стас. — Но металла в стране от такой помощи не очень-то прибавится.
Он все же доконал Еву. Лицо у нее пошло пятнами, и она почти крикнула:
— Карпов! Я не желаю тебя больше слушать. Считай, что ты наказан. В воскресенье мы едем за клюквой, а ты останешься. Ты не достоин ехать вместе со всеми.
Мы уехали в лес без Стаса. Кажется, он все же допрыгался со своими принципами. На него теперь косился весь класс.
— Нехороший он, — сказал мне в машине Юрик. — Строит из себя умного, а сам вон какой.
Юрика вжали в меня, точно изюмину в тесто. На лесных колдобинах крытый грузовик швыряло будто в шторм. Я чуть не оглох от визга и хохота. На голову я надел корзину. Она, как шлем мотогонщика, предохраняла меня от ударов. Пискля Муся взяла с собой корзину для белья. У всех были нормальные корзины. А в ее кошелку можно было упрятать саму Мусю и еще в придачу слона.