А на середину поляны уже вышел Читай-Листай. Тяжелая, грязная работа, конечно, не пошла ему впрок. Он похудел, побледнел, черная повязка на его глазу выгорела на солнце. И он надеялся, что, если угодит Равнодушному, снова станет его помощником, и поэтому он громко стал распевать стихи о правителе:
Едва собравшиеся услышали эту надоевшую песню, как послышался смех:
— Хватит! Долой! Уходи отсюда!
Читай-Листай старался петь все громче и громче, боясь, что Равнодушный не услышит его слов в этом шуме и крике. Наконец, песня была кончена. Читай-Листай низко поклонился правителю и подошел к Начинай-Незаканчиваю.
— Правда, я придумал самую хорошую песню о правителе? И я достоин награды.
Начинай-Незаканчивай ничего не ответил.
Потом на середину поляны выбрался еще один желающий получить награду. И что это была за фигура! Все так и покатились со смеху. А фигура заявила:
— Посмотрите на меня, я самый равнодушный на острове. Мне все равно, что будут обо мне думать и что говорить. Мне все равно, как одеваться. Видите, туфли я ношу на голове, — и крестьянин показал на туфлю, которая держалась на волосах с помощью самой обыкновенной веревки. — А шляпу я могу носить и на ногах, — и он показал на свои ноги. К обеим ногам были привязаны лентами самые обыкновенные шляпы, только одна синяя, другая зеленая. — Я хочу, чтобы судья записал в кожаной книге: пусть у меня будет корова. У нас есть маленький ребенок, и нам нужно, чтобы было всегда в доме свежее молоко.
Он еще не успел уйти с середины поляны, как с другого конца въехала на нее телега. В оглоблях, покраснев от натуги, шел крестьянин, а на телеге, гордо подняв голову, стояла лошадь. Она громко ржала, как будто говорила: «Смотрите на дурня, занял мое место и везет меня, а я стою на телеге и радуюсь». Лошадь подняла ногу и стукнула по дощатому дну телеги.
— Вот какой я равнодушный, — начал крестьянин, едва отдышавшись и утирая пот с раскрасневшегося лица. — Я равнодушен не только к другим, но и к самому себе. Я даже могу везти на себе свою собственную лошадь. Пусть запишут в книге мое желание: я хочу уехать с этого острова, уехать туда, где живут счастливые люди.
— Здесь все счастливы на этом острове, — поправил его Равнодушный.
Крестьянин, снова впрягшись в постромки, потащил телегу со стоявшей на ней лошадью.
— Да, мы все счастливы, — дружно поддержали Лови-Хватай, Читай-Листай, Кошатница, Лоточница и хозяин балагана, который хотел выступить на состязании и ждал своей очереди. Но Равнодушного испугало желание крестьянина, и он прекратил состязание.
— Кто, по-твоему, занял первое место? — обратился правитель к судье. — По-моему, Кошатница.
— Нет, — ответил Начинай-Незаканчивай простодушно. — Пожалуй, самым равнодушным оказался крестьянин, который туфлю одел на голову. Пусть исполнится его желание. — А про себя подумал: «Трудно растить малыша, когда в доме нет молока».
— Тогда записывай, — сказал Равнодушный и мысленно поздравил себя с тем, что выбрал судьей Начинай-Незаканчивая: может быть, он ничего не запишет.
Начинай-Незаканчивай взял мел и дрожащей рукой написал первые слова:
«Победителю состязания…». Он хотел уже написать имя крестьянина, но увы! Как и всегда, Начинай-Незакан-чивай не смог довести дело до конца. Желание так и осталось не записанным.
Равнодушный поскорее отобрал у судьи книгу, чтобы сохранить чистую страницу, и объяснил:
— К сожалению, судья не может записать желание победителя.
— Тогда запишут другие, — сказали люди:-Мы можем записать.
— Уговор дороже всего, — остановил их Равнодушный. — Право писать в книге имеет только судья.
Равнодушный поскорее унес кожаную книгу во дворец и запер ее в сундук.
МАГНОЛИИ
Бабочка страшно возмутилась, когда увидела, как Равнодушный с помощью Начинай-Незаканчивая обманул жителей острова. «Сам же сделал его беспомощным, а теперь использует это, — говорила она про себя. — Я тебе обязательно отомщу». И составила план мести.
Она ласково улыбнулась Равнодушному и невинным голосом сказала:
— Я очень люблю цветы. Цветы в комнате — для меня самая большая радость. А ты, Равнодушный, любишь цветы?
— Я? — удивился Равнодушный. — Не знаю. Никогда не думал об этом.
— Любишь, конечно, любишь, — восторженно стала убеждать его Бабочка, — и разрешишь мне сорвать у тебя в саду нежные нарциссы.