«Маемся», — хотели ей ответить рыбаки, но только кивнули головой и продолжали чтение стихов. А в перерывах между строками стиха только и слышалось:
— Всю ночь ребенок не спал, все бормотал стихи то про месяц, то про море, то про речку.
Среди охотников, и тоже между строчками стиха, слышались жалобы на то, что не могут они охотиться.
— Только возьмешь на мушку зверя, как начнешь декламировать стихи. — И, конечно, дичь ускользает прежде, чем успеваешь выстрелить.
Словом, недовольных было много, и все стремились попасть к Равнодушному. Только кто же их теперь будет принимать? Читай-Листая, к которому раньше обращались
С жалобами, правитель прогнал. Но тут из дворца вышел сам Равнодушный с Кошатницей. За ней, мяукая, бежали кошки…
«Вот сейчас ему и пожалуюсь, — бормоча стихи, думала Лоточница. — Нельзя ко мне равнодушно относиться. Сейчас я прямо скажу ему». — И она пошла навстречу правителю. Но, к своему удивлению, услышала, как Равнодушный тонким голосом произносил:
— Месяц ходит молодой, — басом вторила Кошатница.
— И они стихи читают! — ахнула Лоточница.
— Кое-как справившись со стихотворением, Равнодушный сказал ей, что у него отобрали книгу и теперь он сам мучается, потому что всегда читает стихи и не может остановиться.
Лоточница поняла, что от правителя не дождешься помощи, и быстро покатила тележку прочь от толпы, а по дороге догадалась, что кожаная волшебная книга у Читай-Листая. Ведь кому, кроме него, придет в голову заниматься стихами? И она покатила тележку прямо к дому бывшего помощника правителя.
В ПОТЕ ЛИЦА
Двери хижины были крепко заперты. Осторожная Лоточница заглянула в окно. Читай-Листай, осунувшийся, растрепанный, сидел на циновке посреди хижины и крепко прижимал к груди кожаную книгу. Он уже записал свое желание, чтобы все жители острова постоянно читали вслух его стихотворение, и теперь сочинял новое. Голова его была запрокинута, губы беззвучно шевелились. Лоточница постучала в окно, но Читай-Листай и ухом не повел, так увлекли его стихи. Тогда Лоточница громко сказала:
— Здравствуй!
И еще громче произнесла:
Услышав свои стихи, Читай-Листай сразу же встрепенулся.
— Хорошие стихи, — самодовольно выпрямился он и приветливо посмотрел на Лоточницу, а она еще раз заглянув в окно, прочитала вторую половину куплета:
— Чудесные стихи, — сказала Лоточница. — Только кто их написал, не знаю. Без конца повторяю. — И она снова начала…
Подождав, когда Лоточница прочитает стихотворение до конца, Читай-Листай, радостный и оживленный, подошел к окну и распахнул его настежь. Свежий ветер влетел в комнату и перевернул несколько страниц книги, которую он неосторожно положил на циновку. Читай-Листай вернулся, взял книгу и снова подошел к окну.
— Это я сочинил стихи.
— Чудесно, чудесно! — еще раз повторила Лоточница. — Белый, как овечка.
— Мне так трудно было написать эти стихи, — Читай-Листай обрадовался, что нашел слушателя, с которым он может поделиться своими переживаниями. — Я думаю над каждым словом. Я так хочу, чтобы мои стихи врезались в память всем и приносили пользу. Не может человек жить без стихов. А писать стихи — это большой труд. Я всю ночь не спал — думал. Я ничего не ел — думал.
— Бедный ты мой, — притворно-ласково сказала Лоточница. — И пожалеть тебя некому. Я сейчас, — и, опять повторяя строчки стихов, она побежала домой, взяла несколько лепешек, достала кувшин молока и снова вернулась к хижине Читай-Листая.
— Открой! — закричала она, подходя к двери. — Мне так нравятся твои стихи, — и она опять прочитала:
— Ветер бродит над землей.
Читай-Листай еще не привык к лести, и ему так понравились льстивые слова Лоточницы, что он без колебаний открыл перед ней дверь. И Лоточница вошла, ласково приговаривая:
— Бери, бери, мой бедненький. Ветер бродит над землей. Ты поешь, устал от работы.
— Конечно, устал, — Читай-Листай показал кожаную книгу. — Она вся будет исписана самыми прекрасными стихами.
— Ох, — вздохнула Лоточница, — и трудную ты себе задачу задал! — А про себя подумала: «Если ты напишешь столько стихов, тут дохнуть некогда будет, не только что есть и спать», а вслух добавила: — Поешь, родимый, поешь.