Мы проводили Женю и Олега на автобус в Пятигорск, и, наконец, сели с Мишей на лавочку, чтобы прочесть внимательно письмо из прошлого. Оно было написано мелким, ровным, убористым почерком, но всё равно показалось мне слишком коротким для той важности, какую оно для нас представляло. И я начала читать:
Уважаемый товарищ Дарья Петровна!
Очень надеюсь, что ты, Дарьюшка, получишь это письмо. Специально, чтобы отправить его тебе, я приехал на родину, в Воронцовку из далекой Иркутской губернии, по-теперешнему, Иркутской области. Если бы ты знала, каких трудностей стоила мне переправка его тебе в далёкое будущее! Я уже стар, мне идет восьмой десяток, и мне уже всё равно, узнают меня в Воронцовке или нет, доложат, кому надо, или пожалеют, всё равно. Мне пришлось устроиться работать сторожем в контору, которая теперь располагается в моём доме и главная там наша Евдокия. Она согласилась принять меня к себе по моей иркутской справке, потому что паспорта нам не выдают.
То, как внезапно вы с Мишей исчезли, никого не предупредив, дало мне понять, что вы неожиданно для себя вернулись в свой мир. С вами осталась цыганская косынка, ведь я её в последний момент Мише отдал и вы, наверное, переживаете. Действительно, Зара приходила ко мне по этому поводу, я ей объяснил, но она тогда не поверила, привела толпу цыган. Им я сказал, что вы с Мишей уехали далеко, и у меня адреса вашего нет. Недавно я узнал, что Зару, Больдо и ещё многих воронцовских цыган расстреляли немцы в 1942 году и оставили в куче тел в овраге, недалеко от цыгановки. Остались свидетели этого, а одного русского подростка немцы тоже чуть не расстреляли, потому что он полез в этот овраг поискать живых, а когда вылезал, его увидели и забрали немцы. Потом разобрались и отпустили, он мне сам рассказал, что видел там Зару. Жалко её.
Потом, в 1912 году, мы всей семьёй переехали в Иркутскую область, в маленькое село на берегу Ангары, возле самого Иркутска. Я продал и вино, и винодельни, и бочарню, и свой дом, и домик Клавдии Семёновны, а вот землянку Василия в Плаксейке продать не удалось. Вот там я сейчас и обретаюсь, пока не выполню свою задачу по закладке в наш с тобой, Даша, тайник, моего письма. Очень хочу поблагодарить вас с Мишей за то, что предупредили нас о той опасности, что нас ждет в будущем, и рассказать, как сложилась наша жизнь. Ты уже понимаешь, что и Василия, и его сестрёнку Танюшу, да и повариху Клавдию Семёновну мы взяли с собой. Места здесь очень красивые, но непривычно холодные, однако это дело привычки. Сибирь, что тут скажешь? Дом мы купили большой, прочный, хоть и деревянный. Не слишком красивый, чтобы не бросался в глаза. Разместились все, никому из нас тесниться не пришлось. За большие деньги я еще перед отъездом из Воронцовки справил всем новые паспорта. Всем прибавили возраст. На всякий случай. Так все и позже делали, у кого возможность была. Василий за Марьяшей все эти годы ухаживал, но она за него выходить замуж не хотела. Согласилась только, когда в Иркутск приехали. Пока ехали, почти месяц в дороге, они очень сблизились. Вот и обвенчали мы их. Ничего из живности не заводили, ты же сказала, что всё отнимут. Сначала жили на свои запасы, Танюшка в школе училась. Потом сначала Василий заскучал, устроился на завод рабочим. Там узнали, что он грамотный, стали выдвигать в мастера. Пытались они и в революцию его соблазнить, но Василий всё отнекивался, ссылался на строгую жену. Марьяша и вправду расстаралась, и четверых родила одного за другим. Трех парней и одну барышню. Мы с Екатериной Николаевной нарадоваться не могли. В 14-м, как ты и говорила, началась война. На Василии числилось много иждивенцев, его в армию не взяли. А тут еще и хозяин завода ему бронь дал как грамотному, ценному работнику. Трудно было пережить Гражданскую войну, но то, что началось потом - уму непостижимо! Восточно-Сибирская магистраль повидала и белых, и красных, и латышей, и кого там только не было. Жуткое, страшное время! Но потом началось не лучше! Отнимали всё и все при этом должны были работать. Все стали нищими, а новые богатые не могли в своём богатстве признаться, богатство было тайным. Женщин сравняли с мужчинами окончательно, через три месяца после родов она должна была выйти на работу. Но платили ей меньше, чем мужчинам. Вышла на работу учительницей французского языка и наша Марьяша. Хорошо, что дети её к тому времени уже подросли. И стар, и мал начали учиться. Грамотные были на вес золота, потому что всех учёных сослали или убили. Мы знали заранее правду, нам вы её открыли, а все люди думали, что Ленин хотел хорошего, предполагал установить диктатуру пролетариата, т.е. рабочих, но Ленин умер, а Сталин убил всех, кто вместе с Лениным делал революцию, и установил в стране диктатуру свою и одной партии, которую только назвал ленинской. И до сих пор так многие думают и верят, стараются, надеясь, что, если не они сами, то их дети будут хорошо жить. Пропаганда , надо признать, у них поставлена очень хорошо. Молодежь загорается и верит лозунгам. Татьяна окончила начальную школу, потом - рабфак, вступила в комсомол, а перед нападением немцев и в партию. Она выучилась на медсестричку, и ушла на фронт добровольно. Двух моих внуков забрали сразу в 41-м, а третий прибавил к своим 16-ти два года и записался добровольцем. С войны не вернулся никто из внуков, только одна Танюшка. Теперь работает в Иркутске, в исполкоме партии. Марьяша плачет, Василий её успокаивает. Осталась у них доченька, названная в твою честь Дашенька. Так что мы о тебе помним, вспоминаем добром, ты ведь нас спасла от разорения, вылечила наше вино. Передавай поклон Мише и всем своим родным.