Долго искать одежду мне не пришлось. На стуле висело белое платье из хлопка, отрезное по талии, с присобранной в мелкую складочку юбкой, с неизменными пуговками на груди, со стоячим воротником, из-под которого выпущено было тоненькое кружево. Рукава на этот раз были. Не рукава, а фонарики, и не просто фонарики - пузыри, достающие мне до самых локтей. По подолу платья, как и по низу рукавов, пришиты были два ряда отделочных ленточек из атласа. Тут же висел довольно широкий пояс.
Рубашка, которая предназначалась, по словам Настеньки, для ношения под платьем, была бы, на мой современный взгляд, более уместной для ночи, вместо той шикарной ночнушки, в которой я в ту ночь спала. Дневная рубашка была широкой, отделанной кружевом по подолу, которое, несомненно, будет выглядывать из-под приготовленного мне белого платья, да еще, кроме всего прочего, эта рубашка сделает платье более пышным. Но, думаю, здесь и сейчас это было модным, потому что, когда накануне мы шли с цыганами по улице, я подобные наряды на молодых барышнях встречала.
Рядом с платьем на комоде лежала шляпа с широкими полями и такой же, как на платье, ленточкой на тулье. Бантики из ленточки почему-то были с двух сторон. Красиво, но непривычно для нас. Шляпы-то мы тоже иногда надеваем. До сих пор я думала, что на шляпах ленты завязываются только в одном месте - сзади.
А под стулом стояли туфли на невысоком каблуке, черные, со шнурками на подъеме. Я примерила их - как раз. Как они угадали? Туфли не были новыми, я подозреваю, что и платье мне досталось от кого-то по наследству. Но выхода нет, придется носить все это, хоть белой вороной не буду выглядеть.
Причесавшись, я заплела косу, нарядилась в непривычное для меня платье до щиколоток, затянулась поясом, и, выйдя из своей комнаты, прошла во двор к беседке.
Перед беседкой стояли и разговаривали Миша и Тимофей Савельевич. Когда Лыжин увидел меня, он помахал мне рукой, чтобы я подошла, а Миша взглянул на меня и замер, не пошевелившись, пока я не взяла его за руку. Он только что был рядом со мной в моем сне, поэтому встреча с ним наяву в таких непривычных условиях была для меня праздничным подарком. Я вглядывалась в его приятные черты лица, видела его добрые глаза, прижавшиеся к голове жесткие светлые кольца волос, и думала, что есть такие лица, такие глаза, мимо которых не пройдешь, не заметив. Вот он, склонив голову, задумался, вот мечтательно посмотрел вдаль, и я понимаю, что мне несказанно повезло в жизни, раз я встретила такого вот парня, если он полюбил меня так преданно, что и здесь, в неизвестности, не оставляет одну.
- Ну, вот, встречай, голуба! Ни свет, ни заря явился твой Михаил. Да не просто явился, а с дурными вестями, - «обрадовал» меня Лыжин.
- Что случилось? - спросила я с испуганно замершим сердцем.
- Не знаю, можно ли верить, но он меня уверяет, что мой прасковейский добрый знакомый Политов, такой же купец, как и я, специально порекомендовал мне винодела Галкина, чтобы он меня разорил, чтобы испортил мои виноматериалы. Поверить в это совершенно невозможно, это противоречит всякой купеческой этике, всем, какие есть, правилам!
- Даш, я не хотел приносить дурные вести, но все я слышал своими ушами и пришел предупредить вас с утра пораньше. Вчера поздно вечером из Прасковеи приехал и встал на постой в «Заезжем дворе» купец Политов. За ужином он хорошо приложился, расслабился и в беседе с вызванным к нему Галкиным разоткровенничался о планах на будущее. Планы у него наполеоновские: захватить в свои руки все винодельни от Воронцовки до Прасковеи. Одну он уже здесь открыл, а теперь хочет по дешевке скупить остальные. Винодельня Лыжина - в первых рядах, - Миша повернулся к Тимофею Савельевичу. - Он планирует сегодня к вам прийти с визитом, чтобы предложить продать ему вашу, никому не нужную винодельню и бочарню тоже. Галкин ему телеграмму послал, что вы наняли нового винодела, что это молодая женщина, и она пообещала справиться. Как я мог медлить? Надо же что-то делать!
- Спасибо на добром слове, юноша! - пожимая Мише руку, искренне поблагодарил его Тимофей Савельевич.
- Да уж, - ответил Миша, - предупрежден, значит, вооружен, как говориться.
- Ну, вооружаться мы не будем, а вот уехать по делам из дома могём. Что ты мне говорила поискать для винодельни? Список написала? - обратился Лыжин ко мне.
Я готова была провалиться сквозь землю!
- Ой, я уснула, - виновато пробормотала я, оправдываясь.
- Ну, это ты, голубушка, брось. Недаром говорится - взялся за гуж, не говори, что не дюж.
И тут же распорядился: