- А нет ли здесь подходящего ей для кабинета помещения? Надо бы барышню устроить, а то она крыс боится.
- Сделаем.
- Тогда лады, я поехал. Ознакомлюсь с твоей запиской, если увижу, что чего-то мало или совсем нет, дам указание - привезут.
Лыжин уехал, мне выделили кабинет со стулом и столом, но из этого закрытого пространства я ничего не видела, поэтому попросила Галкина вынести наружу стол и стул. Вот там и восседала, пока Галкину не надоело выполнять мои поручения, и он не привел некую Евдокию, на мой взгляд, такую же рабочую, как и весь толпящийся на площадке со стеллажами из бочек народ, но, по словам Галкина, именно ей все рабочие беспрекословно подчиняются и она по поручению Галкина ими руководит.
«Ну, что ж, Евдокия, значит, Евдокия» - решила я и дала указание всем на следующий день прийти в чистой одежде.
- Проверю, и спрошу с вас, - пообещала я, но это, по моему, ее не смутило, зато она тут же попросила называть ее Дуся и на «ты».
Захар привез серу, тонкую жесть, кальцинированную соду, негашеную известь, муку и глиняные плошки. Галкин ходил злобный, придирался к каждой мелочи. Вот, мол, крыс потравят, вино испортят. Туда попадет известь. Я поручила Дусе проконтролировать, чтобы после окончания рабочего дня все бочки были забиты шпунтами.
Галкин и тут подоспел:
- Как это забить шпунтами? Там же есть и то сусло, что бродит, оно любую пробку выбьет.
- Значит, отберите бродящее сусло в другую бочку или в две, тогда пробки углекислый газ не выбьет. Только следите, чтобы все это было чистым.
Галкин, недовольно бурча, удалился.
Молодого парня Мирона я послала снимать с осадка вино в подвале, другого мужчину по имени Федор направила сливать все остатки вместе. Сказала Дусе и Федору, что бочки для остатков можно пока не мыть.
Двое парней мыли содой и пропаривали бочки. Научила их, как делать из проволоки крючочки с подвешенной на них вогнутой жестяной «ложкой», в которую класть кусочек горящей серы и вставлять в бочку для окуривания.
Двое рабочих разбивали комочки извести, двое в вязаных перчатках смешивали ее с мукой в каждой плошке. Расставили плошки со смесью извести и муки, а рядом - в таких же плошках - воду. Сода на производстве была, пар был, но Захар подвез еще. Загасили известь. К вечеру предложила начать готовить щетки из мочала, чтобы белить подвал.
Устала. В коляске приехал за мной Захар. Сняла и оставила в кабинете фартук.
- Ты снова меня со своими лошадками знакомить будешь? - спросила Захара.
- А что, понравилось?
- Очень. Ближе становятся, будто родные. Вот как этого коричневого зовут?
- Это девочка, Азиатка. Имя такое у неё. Не коричневая она, а каурая.
- А что она из Азии? - спросила я.
- Нет, конечно, она местная, с воронцовского завода. Это имя такое - Азиатка.
- А вторая? Девочка или мальчик? Беленькая.
- Эту Гордая зовут, - объяснил Захар. - Они сёстры.
- Здорово!
- Вот ты говорила, что нормально разговариваешь? Что, это нормально называется? «Здорово» у нас говорят, когда здороваются, а ты к чему его сказала?
- Похвалила. Имена понравились и то, что лошадки на самом деле сестры. Видишь, как длинно! А «Здорово!» просто короче. Сказал и все понятно.
- Хитро, если не сказать заумно! Здорово, в общем.
Мы подъехали к дому Лыжина. Миша уже стоял возле ворот. Я с ним осталась в беседке, хоть и очень устала.
Сегодня по двору то в одну, то в другую сторону фланировала господская дочь Марьяна Тимофеевна. Сначала мне показалось, что она захотела подышать воздухом, но я потом быстро поняла, что все совсем не так. Она явно пыталась заинтересовать Захара, но он был тверд, как скала.
- Хорошо, что она на тебя не обращает внимания, - прошептала я Мише на ушко.
Марьяна так часто проходила мимо беседки, что поцеловаться нам с Мишей не удавалось. Я была так невыносимо голодна, что ничему больше не была бы рада, кроме какой-нибудь еды посущественней.
Приехал Лыжин. Захар распряг коней и увел их в конюшню, терпеливо отвечая на бесчисленные вопросы Марьяны, которая от него не отставала ни на шаг.
- А ты куда сегодня уезжал так надолго?
- Мы, барышня, люди подневольные, куда хозяин посылает, туда и ездим. Спрашивайте у свово батюшки.
- Будет мне батюшка про всех своих конюхов рассказывать, как же! - с высокомерием в голосе заявила Марьяша.
- Ну, тогда, чего ж вы меня-то пытаете, милая барышня? Я вам не ровня вовсе.
- Пытаю, чтобы ты мне признался, куда из дома отлучался, а то, ровня или не ровня, не тебе судить, - в голосе девушки проскальзывали капризные нотки.
- Мне недосуг с вами, барышня, пререкаться, мне коней управлять надо. У вас капризы, да баловство, а если я с ними не управлюсь, меня ваш батюшка по головке не погладит.