- Ну, уж, ты Захарушка, ни себя, ни меня моим батюшкой не пугай. Мне ли Тимофея Савельича не знать, если я дочь его родная? Всем известно, как он своих работников балует. Потому, наверное, и оказался на грани разорения. А теперь вот даже ты, простой конюх, от меня, его дочери, нос воротишь.
- Так вы в этом смысле, барыня? - раскумекал, наконец, Захар. - Дак у меня ж Варенька есть?
- Так уж и есть?
- Дак сговорились мы, венчаться будем, - наивный Захар не мог понять, как это может быть непонятно.
- Вот и пригрела змею, - сделала вывод Марьяша, - она же в подруги мне набивается, но никогда откровенно ничего не скажет. Вот скажи, зачем она тебе сдалась? Ни денег, ни земли, ни зерна на приданное.
Было понятно, что этот разговор между господской дочкой и красавцем-конюхом проходил не в первый раз.
- Причем здесь зерно? - спросила я Мишу.
- А разве ты не знаешь, что деньги здесь совершенно не котируются? - спросил Миша и объяснил мне:
- Авторитет зерна в этом селе велик до бесконечности. Хлеб - вот главная ценность. Поэтому, человеку, имеющему свой постоянный, переходящий по наследству хлеб, а на самом деле, зерно, полагается уважение и почёт в народе. Такой человек на сходе имеет решающее слово, такому человеку - первое место в церкви, перед таким человеком серьёзные богачи «ломают шапки».
- И что, это зерно хранится в подвалах и складах и не портится? Ведь, чтобы хвастаться, надо это зерно иметь?
- Конечно, должно храниться. Его продают, хлеб пекут, выращивают и засыпают новое в те же подвалы. Оно у них только увеличивается в объеме.
- Так вот, оказывается, какой хлеб изымали у крестьян революционеры! А я думала, что только мешок-два, что люди себе оставили на жизнь.
- Было, конечно, и такое. Изымали-то всё. Люди пухли от голода и их вывозили на Север и в Сибирь, чтобы умирали они и их дети не на глазах тех, кто их осуждал и раскулачивал. Здесь сейчас гордятся богатством, почет и уважение к тем, кто богат, к богатству стремятся все, и, посмотри, как все классно устроено в этом селе, как здесь красиво и удобно. И так по всей России! А после революции будет модно быть бедным. Никто не будет выделяться. До сих пор все ищут работу, чтобы получать, пусть маленький, но твердый доход. И все с пятнадцати лет озадачены вопросом о пенсии. Да, подумай только, где ты, а где твоя пенсия?! Зачем о ней ломать голову, если весь мир может измениться до неузнаваемости?
- Да, пожалуй, - осторожно согласился со мной Миша. - Но все же, о пенсии нельзя не думать.
- Нет, я не согласна думать о пенсии, да еще в наших с тобой обстоятельствах. Тебя в твоем «Заезжем дворе» хоть кормят?
- Да, захочу - поем. Только без официанта. Но по этому поводу у меня никаких сожалений нет.
- А я вот зверски захотела есть, но никому сказать об этом не могу.
- Давай, я скажу. Не надо стесняться, ведь ты на них отработала целый день!
- Нет, молчи. Пойду в свою комнату, может, там для меня что-нибудь новенькое приготовили. Вот тебе понравился мой новый имидж?
- Еще как. Чудно, непривычно, но прикольно все-таки. Коса тебе идет, а в платье ты стала вполовину толще, хотя талия из-за пояса кажется тоньше.
- Так, значит, только из-за пояса моя талия тонкая? - возмутилась я и схватила Мишу за грудки.
- Сдаюсь, сдаюсь! - воскликнул Миша, целуя меня в губы.
- Вы чего тут? Деретесь, что ли? - это в беседку заглянул Лыжин.
- Пока не деремся, Тимофей Савельич, - ответил Миша Лыжину. - У нас тут вот голодающее население.
- Кто голодает?
- Моя Даша хочет есть.
- Да, признаю, это мое упущение. Не распорядился, замотался. Ступай в дом, тебе дадут поесть, я распоряжусь. А ты уходишь, Михайло?
- Мне до ухода надо кое-что вам сказать, Тимофей Савельич. Дело в том, что я в «Заезжем дворе» подружился с одним официантом. Они у вас половыми зовутся. Скромный такой парень. Андрей его зовут. Мы с ним вместе в одной коморке живем. Это он для меня подслушивал разговор Политова с Галкиным. Имейте это в виду, если решите встречаться в ресторации, то лучше всего в «Заезжем дворе» и встретиться. Я договорюсь с Андреем, он вечером во фрак наряжается, его от посетителей не отличишь, поэтому незаметно покрутится рядом, чтобы ничего не случилось. Он ведь понял, как обманом вас хотят разорить, поэтому возмущается и хочет помочь.
- Хорошо, я учту все, что ты предлагаешь. Ты прав, раньше и у нас было много рестораций, а в последние годы их осталось мало, потому что вино продавать разрешили всем, даже крестьянам, лишь бы налоги платили. В таких трактирах уже половые и шестерки обслуживают, официантов во фраках не увидишь теперь. С семьями перестают выходить в рестораны, одни мужчины их посещают - неприлично стало.