– Согласен, перебарщивать не надо. Нам главное -штатников не упустить, - наконец поддержал Остапенко.-Главное, на крючке их держать. Я только за это отвечаю.
«А ведь неизвестно, кто кого на крючке держит», - первым делом подумалось мне, когда вероятность благоприятного исхода истончала до сорока пяти процентов.
Коля спустил давление в шинах, и мы держались на глинистой почве довольно цепко, хотя воды под колесами было уже сантиметров на двадцать.
– Разве это гроза, это писанье какое-то, - «надерзил» небесам задира старлей.
– Мне куда больше не нравится ветер, - поделился я, - уже пятнадцать метров в секунду. Где-то неподалеку от нас идет сильный нагон воды.
И в самом деле, охреневающий ветер словно сотнями ведер окатывал борта и крышу нашего вездехода. Согласно «сивильнику» зона неопределенности в виде экранных дракончиков еще больше обжала нас, и теперь мы просматривали вместо линий судьбы какие-то огрызки. Американцы пока невнятно мерцали нам. Они, увы, еще должны были сыграть свою роль в ухудшении нашей жизни.
– Может, у них там чего-нибудь безнадежно сломалось, - с желанием произнес Серега. - А мы их на буксир возьмем - акт доброй воли, как раз для газеты.
– Я тебе покажу «газету», - прикрикнул подполковник,-если увижу какую-нибудь из ваших дурных голов в прессе, мигом откручу и выброшу. Не на чем будет фуражку носить.
Мы с Серегой усмехнулись - интересно было бы понаблюдать как товарищ подполковник откручивает собственную дурную башку и носит краснозвездную шапку на заднице. А потом заметили, что гроза несколько сдала и выдохлась - видимо, ветер разорвал тучи. Еще немного, и совсем отлегло бы от сердца и прямой кишки, но Коля Маков равнодушно сообщил:
– Вода быстро поднимается, течение к тому же бурное.
– По старинному обычаю убить тебя надо за такое гадкое известие.
И в самом деле, машину забило и затрясло, как будто она была картофелиной в кипящем котле.
Остапенко хотел было сказать что-то командирское, четкое, но лишь сглотнул слюну.
– Похоже, воды за дамбой набралось столько, что она принялась литься через край, - неуклюже объяснил я, а подполковник схватился за бинокль.
– Ничего не видно, как будто мордой в луже… дождь стеной… а нет, развиднелось маненько… заметил дамбу. Ну, ебена мать…- с какой-то обидой протянул командир. - Вода так и хлещет через нее… во многих местах… все смывает, что поверху росло, кустарник, конуру какую-то.
– Сматываться надо, товарищ подполковник, - произнес Серега на три ноты выше обычного, и сей жалобный голос не ладился к его здоровенному туловищу. - Я лучше потом американцев, как ищейка на животе выслеживать буду.
– Ладно, Маков, поворачивай машину и на северо-восток дуй, выискивай места повыше, авось сможем где-нибудь притулится, - распорядился утративший начальственную бодрость Остапенко.
Коля стал послушно разворачиваться, хотя по его физиономии было видно, что готов он мчаться в любую сторону. Даже к дамбе. С наглой бесполезностью затрещала рация.
– Что-то из нашего посольства передают, товарищ подполковник, - окликнул командира Колесников.
– У тебя же аппарат на автоматике, с записью. Потом прочитаем. А сейчас наблюдай за дамбой.
Колесников бросился с биноклем к заднему стеклу. Примерно в это время раздался звук, который можно было принять за раскат грома, хотя и довольно странный по тональности.
– Что за фигня? - тревожно поддал голос от заднего стекла Серега, - дамба эта будто не стоит на месте, а движется в нашу сторону!
Метнувшись назад, я выдернул у него бинокль. Уму все сразу стало ясно, а чувства, как это обычно с ними бывает, не сразу признали очевидное.
– Какая, к хрену, дамба! Порвало, как газету, рухнула, как куча, а может американцы долбанули ее взрывчаткой. Волна идет - с грязью, с камнями, стволами, с дерьмом каким-то, и через минуту она окажется здесь.
– Ну, теперь пиздец, - трагическим, однако отрешенным голосом определил Серега смертельный изгиб судьбы, как артист перед спуском занавеса.
– Тихо ты, зараза. Задраивайте все, - сдерживая надрыв, приказал подполковник.
Мы с Серегой и Дробилиным кинулись ему помогать, с этим делом управились быстро и уселись, вцепившись, кто во что сумел.
– Если бы у нас была подводная лодка, - сказал никогда не унывающий Баранка.
– Или ковчег, - впервые за последний час подал голос Хасан. - Глеб, как ты думаешь, мы сейчас в ковчеге, как наш прародитель Нух, или нет?
– Думаю, что тварей здесь тоже хватает.
Я оценил перспективы и на несколько секунд перешел в какое-то отрешенное состояние. Может, очень быстро я окажусь «там». И что? Пустота, то есть рай атеиста. Или же Страшный Суд, на который я явлюсь с благодарностями от начальства и списком проведенных мероприятий. Сгодятся ли они для моего оправдания?
А потом шарахнуло. За мгновение до это мои ладони стиснули сидение выжимающим движением. Внутренний мир кабины перевернулся. Еще раз и еще. Ощущения - и болезненные, и просто странные - плескались по телу, словно оно было полым, как фляга. Ритм времени изменился. Взгляд обрел силу и разбивал окружающее пространство на дискретные картинки. Чья-то искаженная рожа, похожая на смятую промокашку. Усатый вопящий рот. Ворох лент и бумаг, парящий в невесомости. Ящик с аппаратурой, разлетающийся разноцветными брызгами после поцелуя с бортом. Струйки воды, похожие на голубую проволоку.
Машину перестало крутить, ее просто несло. А потом снова удар и снова сальто, удар и тройной тулуп. Потом опять тулупы, кувырки и сальто. Какое жюри все это по достоинству оценит? Наконец, вертикальный крутеж прекратился, хотя нас еще вертело в горизонтальной плоскости. Вертело, с чем-то соударяло и сталкивало, качало и несло. Откуда-то внутрь кабины рванул бурун воды, и я смотрел, как потоки весело обтекают мои говнодавы. Ну, все, движемся вниз?