Тут южный регион изумлял натурой. Чисто киношное место. Снимай без лишних трат фильмы про Адама и Еву, Тарзана и Читу, Герасима и Муму, Ромео и Джульбарса. Такой кусочек земли был особенно в кайф после предшествующей болотно-кикиморной жизни.
Мелькали тут и представители фауны, например, лани, однако ни одной из них я бы не обидел и не лишил бы жизни, памятуя о своем по прежнему тяжком вещмешке и недавно приснившемся жертвоприношении.
И еще, на земле после нас оставались цепочки отменных следов, причем от двух пар ног. Неплохая наводка для тех, кто рыщет по мою душу - озверевшего Остапенко и охреневшего Макова. Уверен, что они преодолели полосу подземных препятствий после того, как я отвадил упырей. Это мешало расслабиться. Да и сам Хасан не внушал доверия. Понял я, что придется нынче дрыхнуть, поглядывая сквозь сон одним глазом на спутника. Между прочим, солнце-Ярило-Шамаш заканчивало сегодняшний земной путь, опускаясь в подземную купель на помывку, и небеса прибарахлились в ультрамарин с зеленоватыми и алыми полосками.
Для ночлега мы нашли небольшой овражек, в котором можно было беспрепятственно развести огонек и добавочно подкоптить пострадавшую лань, которой я, в основном, старался угощать напарника - не хватало мне еще такого внутреннего врага, как понос. Сам же в полный рот налегал на безопасные американские продукты. Умяв баночку с форелью, откинулся на охапку веточек посуше и стал пускать дымок «Уинстона» в небо. В ту ночь звездное оно было, глазастое. Вот Луна, - у вавилонян она мужского рода, и этот серьезный мужчина зовется Син. Тот красный глазок - Марс, родная планета душегуба-ежовца Нергала. Вон там Энлиль, который имеет космическое имя Юпитер. А эта пухлая звездочка - Венера, небесное тело сексапильной Иштар. Судя по словам Бореева, каждая из ближних планет излучает на какой-то длинной радиоволне и тем самым капает нам на мозги. А по самым современным представлениям - это все матричные сверхорганизмы, способные брать под контроль поведение и формировать потоки событий.
Чу… как принято было говорить в прошлом веке. Вроде покрикивает кто-то. Я сел. Тут же проснулся и Хасан, схватившись вначале за свои яйца, а потом уже за «Ингрэм».
– Спокойнее, Хася. Нашей жизни ничто пока не угрожает. Но где-то вдалеке кого-то не то кушают, не то насилуют.
– Девушку, да? - оживился Абдалла.
– Кто уж попадется под елдак. Если серьезно, то я схожу на разведку.
– Я с тобой, - твердо произнес подозрительно верный друг.
Спустя пять минут я был уверен, что крики действительно имеют отношение к особе женского пола.
Мы с иракским напарником заторопились, поскольку дама в нашей чисто мужской компании вызывала законный интерес.
Потом я еще прибавил ходу, потому что в этих криках слышалось столько искреннего отчаяния, полнокровного ужаса и еще чего-то знакомого по тональности.
Субтропический лес - это, конечно, не джунгли, однако ночью он был начисто лишен всякого флера. Просто какие-то помехи-ветки, которые хлещут тебя по лицу и норовят выщербить глаза, какие-то помехи-корни, что пробуют зацепить тебя за ногу или устроить подсечку. В общем, все хотят сделать побольнее.
А потом крики вдруг стихли, и мне самому стало жутко от предстоящей моему обозрению сценки. Совершенно неожиданно мы с Хасаном выскочили на полянку, где сновал человек с фонариком и ножом в руке - плюс нечто малопонятное, похожее на огромную тощую обезьяну.
На моих глазах нож воткнулся в обезьяну и остался в ее туловище, впрочем, та отреагировала неадекватно, то есть схватила человека и стала душить. Тут уж я сделал рывок и всадил очередь ей в башку. Тварь даже не отпустила удушаемого. Тогда я взял на излом ее две конечности, одновременно всаживая колено в твердый бок. Рычаг излома все-таки сработал, и добыча выскользнула. Однако агрессивный противник тут же взметнулся на меня. Я дал очередь в упор. Обезьяну шатнуло, но не больше. Это же пули сорок пятого калибра! Останавливающее действие у них специально рассчитано на самых напористых!
Я, чуть ли не уткнув ствол в странного неприятеля, выпустил еще одну порцию свинца, и тут он, наконец, свалился. Вот тебе и обезьянка. У меня из потока мыслей получился какой-то гоголь-моголь. Я никак не мог взять в толк, откуда в дружественном Ираке взялись обезьяны такого размера и такой живучести.
Тем временем чужая добыча судорожно уцепилась за мою руку и я услышал ее прерывистое дыхание.
– Ну-ну, не стоит благодарности. Все образуется.
Образовалось! Я получил удар в ухо, - наверное от того гада, которого уложил очередью, - схлопотал, словно дубиной или большой костью. После чего свалился на землю и наблюдал, как тощая тварь, слегка наклонившись, опускает мне на живот свою волосатую острую ногу, а из дырок на ее груди сочится противная густая жидкость.
Первый раз мне удалось увернутся, потому что я почувствовал упругие едкие волны, идущие от нервных узлов странной обезьяны. Но еще немножко, и вражеская нога расплескала бы мои потроха.
Однако в предпоследний для меня момент тварь куда-то взлетела, и я понял, что Хасан успел накинуть ей на шею веревку и вздернуть, используя в виде рычага толстую ветку. Тут уж я до неприличия остервенело принялся рубить повисшую фигуру своим штык-ножом. Густая вязкая жидкость так и брызгала на меня, соплями застывая на лице, куртке, штанах. Когда иракец отпустил веревку, и тощая тварь упала на землю в совершенно дохлом виде, я успокоился, с помощью глубокого выдоха выведя из себя лишнее напряжение. Затем стал знакомиться с дохляком.
Джоди Коновер, убитый в подземелье, выпитый упырями, вновь оживший и искромсанный нынче на куски. Впрочем, Коновером его можно было назвать лишь условно. Жировая прослойка в теле отсутствовала начисто, кишечник высох, и живот практически прилип к позвоночному столбу. Какой-то кощеев отпрыск. Кожа была не просто коричневой и морщинистой, а напоминала шкуру крокодила. Там, где я орудовал ножом и пулями, имелись рваные дыры, некоторые из них успели затянуться веществом, похожим на каучук. А еще можно было заметить, что в этом человеке нового типа не было крови и кровеносных сосудов, полости тела заполняла какая-то другая жидкость, которая, очевидно, переносила энергонасыщенные вещества. Однако перекачивалась она не сердцем, а, возможно, сокращением брюшных мышц.