Выбрать главу

Я был… был… был… пока не превратился в какой-то сплошной вой ужаса без надежды на забвение. Я узнал каждую судьбу, но не было среди них ни одной, ведущей в рай. Зато я отлично понял, что такое ад и геенна, и с чем их едят.

Пропал бы, загнулся, если бы не обнаружился во мне зритель, не тронутый происшествиями и не растерявшийся. Этот полюс нетронутых сил, самодостаточная частица, психический электрон, бросился искать выход в ущельях потусторонней жизни. И ничего бы не нашел, если бы какая-то светящаяся тень не ткнула указующе куда-то пальцем.

Я вместе со своим электроном заметил завесу, экран, водопад, за которым неясным силуэтом проглядывалась моя институтская каморка. Такая милая и уютная. Неужели имеется дорожка обратно? Я миллион раз бросался к своей уютной конурке, я дергался, рвался навстречу ей, я словно миллион раз получал доской по лбу и, наконец, вся потусторонняя мерзость исчезла. Кстати, за мгновение до этого я обернулся назад и запечатлел в памяти режиссеров этого спектакля. На удивление они имели человеческие очертания. Там был бес с пальцами, вымазанными в кровавой еде, демоница со свисающими титьками и открытым лоном: строгий демон с гордо воздетым подбородком. А вот ангелов я там не заметил: похоже, они не заинтересовались мной. Между прочим, демоны помахали мне, намекая на скорое свидание.

А потом случилось свободное падение в пропасть. Спустя тысячу лет или пару минут - хронометраж казался бессмысленным - в провал помаленьку стали присачиваться звуки.

…Стрелки индикаторов скакали, как бешенные… мне это напоминало магнитную бурю… но вчера действительно была магнитная буря… на ЛАЭС вышел из строя один из клапанов… мы не можем установить четких корреляций: фрагмент Ф-поля такой, МГД-спектр эдакий, энцефалограмма такая-то, поведение эдакое… какое там поведение, он грозно выл, грыз пол, бросался в бой на стены, в общем, озверел парень… что тут можно разобрать… поди угадай, какое из двадцати соединений препарата подействовало так или этак… нам нужно много опытов, много людей… и после каждого опыта получать целую команду никуда не годных шизеров?… лет тридцать назад человеческого материала хватало… офицер КГБ - это вам не подопытная крыса, если парень не выкарабкается, кое с кого строго спросят… подумаешь, капитан, их как собак нерезанных, вот за генерала пришлось бы отвечать…

– Выкарабкался…- наконец я смог разлепить губы и выплюнуть какую-то резиновую клизму изо рта, а затем даже попробовал зарычать на Бореева со сворой. - Но вы, кажется, пробудили во мне зверя. Немедленно выпустите меня отсюда с одеждой и обувкой, иначе я здесь кого-нибудь живьем сожру.

Глаза мои, наверное, уже с несколько минут были открыты, но картинку стали показывать только сейчас. Все вокруг плыло, однако не кружилось, как после пьянки, а уносилось куда-то, одновременно оставаясь на месте. Я растекался по койке, совсем в другом помещении, вокруг виднелись привязанные к каким-то брусьям руки и ноги, - наверное, мои, - лоб и грудь тоже были прихвачены широкими лентами. Капельницы методично выделяли что-то вовнутрь моего тела. Лица врачей казались внимательными и исполненными долга.

Надо мной возникла физиономия «бабы-яги» Бореева, похожая на печеное яблоко:

– Вы действительно пришли в себя, Глеб Александрович?

– Да, хотя ушел из себя довольно далеко, за водопад. С вашей помощью, между прочим.

…Пожалуй можно отвязать… снимите капельницы, реакция зрачков нормальная… сейчас, только сниму энцефалограммку… ритмики, конечно, далеки, от идеала, но с такими даже по улице ходят… ничего, голова крепкая, дубовая…

Через час я стоял за порогом заведения, где пробыл три дня и три ночи. Мне шатало от слабости членов, изможденных смелым экспериментом. Часть моей жизни ушла на чье-то благо. Я с час проторчал, как гвоздь, в пирожковой, - где меня все принимали за алкаша, - прежде чем смог двинуться домой. Хорошо хоть, что трое суток назад прибыл в Бореевский «замок ужасов» не на машине.

Кстати, я твердил себе, что меня даже под дулом станкового пулемета не заставят наведаться туда еще хоть раз.

Женушки Надежды дома и в помине не оказалось. На столе записка, которую внимательно читали мухи: «Я с детьми на даче. Целую, Надя.» Понятно, дети спроважены к тетке Кате, а жена сейчас на даче у Василия, с ним и целуется. Конечно, проверять я ничего не собирался. Не прикреплять же к ее срамному месту регистратор с самописцем. Все вполне естественно и безобразно.

На работу я уже не двинулся. Вместо того заглотил чекушку водки и слопал ногу индюка, извлеченного из вечной мерзлоты холодильника. Голоса и рожицы дикторш родного телевидения казались ангельскими. Но к ночи меня стал слегка донимать страх - а что если вернется какое-нибудь из моих «стимулированных» видений. Кроме того, Лиза… Я сейчас вовсе не торопился к ней в койку, сейчас мне было достаточно слышать ее, видеть ее, вдыхать ее. И особенно наблюдать лицо, которому я как-то раньше не уделял должного внимания, считая второстпенной частью тела.

Из дома я, конечно, не стал звонить, а как был, в трениках, только плащ напялил и кеды на босу ногу, прошвырнулся до телефона-автомата. Ближайший трудоспособный аппарат нашелся через полквартала.

Накрутил номер. Гудок за гудком, никто не торопится к трубке. Все ясно. Фролов следом за Сючицем вылетел отработанной гильзой из Лизиного патронника - кто там следующий в обойме? Врачиха, наверное, сейчас танцует, прижавшись к особи мужского пола, на какой-нибудь вечеринке, а дочка с бабкой на телефон не реагируют.

Когда я уже собрался бросить трубку, раздался вдруг голос «совенка»:

– Мама на дежурстве до утра, бабушка в Одессе, сосед пьяненький лежит, а у меня живот болит и тошнит.

– Малыш, это тот дядя, из которого ты выковыривала осколки. Это дядя Глеб, помнишь такого?… Не бойся, я сейчас…

С детенышем до утра могло случится невесть что, особенно если отравление или сальмонеллез. Может в любую минуту…

Служебное удостоверение не облагораживало карманы старого плаща - также как и деньги, за исключением двухкопеечных монеток. Придется импровизировать. Я чуть не протаранил какую-то машину, бросившись на проезжую часть. Шофер, заметив мой диковатый вид, все-таки остановился - наверное, считал себя тертым-жеваным автокалачом.

– На Загородный, шеф, плачу вдвое за скорость.

Естественно, когда прибыли на место, то в моем кармане не образовались даже новые двушки.

– Слушай, шеф, на обратном пути отдам вчетверо, за скорость и высокое доверие. А сейчас - на-ка мой плащ в залог.

– Ты меня не за того держишь, эта рванина говна не стоит. - послышался в ответ грубый голос.

– Я тебя сейчас подержу за то, что нужно.

Я дернул рукой, и мой большой палец нырнул за шоферскую губу, вернее прошел под его щекой до самого уха.

– Сейчас сделаю тебе ротик вдвое шире, размером с усы, и твоя улыбка станет еще обворожительнее. Или может выдернуть кадык? - ласковым голосом поинтересовался я.

Оцепеневший водитель не удостоил меня ответом. Я же бросился на четвертый этаж. Звонки в дверь ничего не дали. Конечно же, «совенок» не может сам отворить. То ли мамаша заперла снаружи, то ли замок прилеплен слишком высоко. А может, девчонке уже и не добраться до дверей. Я кинулся на пятый этаж - в верхней квартире жильцы напрочь отсутствовали. Рванулся на третий, здесь дверь осторожно открылась на цепочку, и коридорная лампа высветила чей-то сизоватый нос, похожий на соленый помидор.

– Вам чего, гражданин? - вкрадчиво спросил владелец носа-помидора.

– В квартире над вами заболела девочка, она дома совсем одна, ей и с замком не справится. Я пролезу туда, используя ваше окно.

Дверку тут же попытались закрыть от греха подальше, но я успел заклинить ее своим резиновым башмачком и уцепить закрывающего за «помидор».

– Я из КГБ. За неподчинение ответите по всей строгости советского закона.

Подействовало! Несмотря на мой срамной вид.

По дороге к окну я еще бросил сеньору помидору: «Звоните на работу доктору Розенштейн, если знаете телефон, и вызывайте скорую».

С пятого этажа еще можно было спуститься на четвертый по какой-нибудь веревке. А здесь… Если хотя бы имелся балкон, но архитектор-мудило сплоховал.