Было видно, что Сандомирский не прочь пообщаться с младшим братом по разуму (у которого что-то теплится в мозгу), однако боится всяких запретов и подписок о неразглашении, хотя не понимает, как они могут относится к майору ГБ.
– Да, да, вы имеете некоторое представление о наших делах, - безо всякого огорчения согласился Сандомирский.-Только я ничего не знаю о природе Ф-поля. Причем я не исключение. Да, оно оказывает на нас мощное воздействие, но его источники мы наблюдаем как бы сквозь завесу, сквозь множество завес.
– А магнитные возмущения?
– Магнитные возмущения, или точнее, движение заряженных частиц под действием магнитных сил - это слабое и посредственное отражение того, что происходит в Поле Судьбы. Глеб Александрович, мы решили не лезть в устройство мироздания.
– Тоже правильно. Этим пусть занимаются будущие ученые с большими-пребольшими мозгами, сваливающимися на спину.
– Пусть мы не понимаем, Глеб Александрович, что такое Ф-поле, зато умеем математически его описывать. Также находить матрицы схожие, несхожие и комплементарные. А еще определять виды их взаимодействий - иерархические группы, именуемые организмами, группы сочленения, резонансные и так далее. Наконец, смогли разобраться с тем, как некоторые группы влияют на материальные объекты, на минеральный мир, на растительный, на животный. Благодаря им…- Сандомирский помедлил, подыскивая доступные мне слова, - все в мире устраивается не абы как, и налицо некоторая предустановленная гармония.
Ну-ну, насчет такой шикарной жизни я уже слышал от старика Бореева.
– Ага, солнце посылает, что положено, микробы не казнят всех подряд… Роберт Юрьевич, почему мы лезем в предустановленную гармонию с этими самыми векторами раздражения, хотя узнали самую малость?
Сандомирскому было далеко до сверхустойчивого Бореева, он зарумянился и стал оправдываться. Дескать, корреляции достаточно точны в некоторых областях, «карты не врут», и наши умельцы довольно ловко предсказывают события.
– А как насчет того, чтобы менять чье-нибудь поведение в нужную нам сторону? Есть такие кукловодские ниточки?
Сандомирский заволновался, его руки запрыгали.
– Но вы, Глеб Александрович…
– Я - да… Я курировал опыты на эту тему, во время которых применялись кое-какие стимуляторы.
Сандомирский опять расслабился из-за моей приобщенности к тайнам.
– Стимуляторы вызывали перформирование некоторых матричных групп и включение в них новых активных матриц. Но получалось слишком много неизвестных величин. Сейчас стимуляторам мы предпочитаем вектора раздражения, то есть особо модулированные магнитные возмущения. Они резонансно влияют на Ф-поле по принципу обратной связи.
– Ну и какие матрицы вы науськали на болотных жителей? Наверное, привлекли здешних джиннов? Аборигены ведь не даром стали бросаться на врачей-цэрэушников.
Сандомирский снова встрепенулся и напрягся, даже глазки у него округлились. Он никак не мог понять, главный ли я гэбэшный знаток, которому можно довериться, или мелкая сошка, лезущая куда не следует, а то и провокатор. Как бы мне тебя успокоить, ученый, чтобы не было неприятностей? У нас ведь, если суешь нос на миллиметр дальше, чем надо, то может отвалится вся морда.
– Да не беспокойтесь, Роберт Юрьевич, это у меня научно-художественная фантазия. Я ведь даже по долгу службы почитывал про всяких демонов. Их в каббалистике «клипат» зовут, то есть шелухой. Считается, что своей энергии эти гады не имеют, поэтому вынуждены паразитировать на чужой. Вот вы про завесы говорили. В каббалистике тоже считается, что экран-"масах" защищает наш мир от высшего чересчур обильного света, поступающего по каналам-"сефирот". Или, например, статья из журнала «Техника-молодежи», там какой-то физик признал, что наши кванты с кварками лишь небольшая часть излучения девятимерных суперструн, пробившаяся через экранное поле. Он еще называл его пространственным, хрональным и вакуумным.
– Там не было такой статьи, - медленно произнес Сандомирский. - У меня сынишка выписывает, и я просматриваю.
Что-то не то я выдумал, надо исправляться. Однако свет перед глазами вдруг померк, съежился, и клякса-физиономия, проступившая сквозь туман, беззвучно зашевелила толстыми губами.
«Твоя нить тоже напряглась. Знаки огня и остановки.»
Когда перед глазами прояснилось, я машинально глянул через ветровое стекло. Впереди, метрах в десяти, на твердой поверхности дороги виднелось какое-то утоптанное разрыхление. Я мог показаться дебилом, но не выдержал напора страха и заорал.
– Тормози, Коля. Мина! И влево.
Баранка, не обсуждая, стал сбрасывать скорость и резко отворачивать в сторону.
Я слышал, как скрежещут тормоза и воют шины, сдираемые на сухом щебне. Время растянулось словно резина.
Столько таких тягучих секунд укладывается в тормозной путь? Не облажался ли я со своим воплем? Выкинут же из команды как истеричку.
А потом рвануло. Химическая энергия минного вешества перешла в кинетическую, как и было кем-то запланировано. Однако кто-то явно огорчился, потому что это случилось не спереди под днищем, а, поскольку мы, тормозя, разворачивались, - в районе левого заднего колеса. Крыша резко поменялась местами с днищем, пространство кабины сразу заполнилось пылью. Что-то заискрило, и повалил едкий дым, который стал разъедать носоглотку, вызывая кашель и чих.
Кто-то - наверное, Колька - распахнул днищевой люк, оказавшийся теперь над головой. Я видел, как Маков лезет в него и тут же резко приседает. Поверху ударила очередь, потом еще одна.
«Вот так заварушка, рожа-клякса не зря предупреждала,»-даже в такой суматохе заметила какая-то спокойная часть моего мозга.
Раздалось хныканье, по-моему Серегино:
– Ой, ногу придавило.
«Скажи спасибо, что не член,»- мысленно утешил я его. Затем попробовал открыть боковую дверь, противоположную той стороне, с которой стреляли. Не вышло - заклинило.
– Ну-ка, я попробую, - Коля мощным ударом крупнокалиберного башмака вышиб дверь наружу и тут же прыгнул в открывшийся проем вместе с Серегиным «Интерармсом». Я тут же вспомнил, что мой «ПМ» безнадежно отсырел.
– Товарищ подполковник, дайте-ка, пожалуйста, вашу пушку.
Остапенко проснулся, но пробуждение было безрадостным. Он мало что соображал, кровь запачкала его не слишком высокий лоб, а не чересчур мудрая голова оказалась сильно ударенной. Однако товарищ подполковник недюжинным чутьем просек, чем дело пахнет, и протянул мне свой «Смит-Вессон». Теперь можно было выскочить вслед за Николаем.
Как выяснилось, враг был не столь уж силен. Видимо, рассчитывал, что останется только добить тех, кто попробует вылезти из взорванной и горящей машины. А поскольку подорвались мы аккуратно, то сейчас нам с Колей противостояла лишь пара чуваков местного «болотного» производства, которые палили из кустарника с правой стороны дороги. У одного, правда, имелся автомат или скорее даже пистолет-пулемет, а второй, кажется, пользовался в своих неблаговидных целях крупнокалиберным револьвером.
– Маков, прикрой-ка меня.
Я выбежал из-за машины и поспешил к краю дороги. Чтобы уйти с линии полета чужой пули, прыгнул вперед, а затем колбаской скатился в кювет. Тот чувак, что с пистолет-пулеметом, хорошо мне открылся, по крайней мере, в просвет между ветвями кустарника я просматривал даже клетчатый головной платок. Меня же прикрывало какое-то поваленное деревцо. Точность огня у его машинки без выдвинутого приклада была немногим больше, чем у остапенковского «Смит-Вессона».
Поэтому я дернул затвор и положил длинное дуло пистолета на мертвое дерево. Подождав, пока неприятельские пули отщелкают кору рядышком с моей горячей головой, стрельнул пару раз. Отдача была не по-"макаровски" мощной, но все же увод ствола оказался небольшим. В ответ на мои действия пулеметчик затих, а второй неприятель, тот, что с револьвером, бросился улепетывать сквозь кустарник, иногда мелькая развесистой мотней.
Коля рванулся было вдогонку, но я остановил его.
– Да пускай улепетывает на хрен - всех паскуд не перестреляешь. Это же наймит из абригенов, он тут все ходы-выходы знает.