Двое граждан, выходивших в ту полночь от Затуллина, краем глаза засекли в коридоре кого-то очень похожего на Петю Киянова. Но не это главное. И жена, и сосед по лестничной площадке видели вечером подозреваемого, направляющимся куда-то из дома в спортивном наряде. Жена-дурында даже не стала выгораживать муженька…
Сайко хмыкнул и, более того, сплюнул…
То ли не ожидала мадам Киянова подвоха в вопросах следователя, который прикинулся просто коллегой по работе, то ли решила, что ее неверный супруг навещал иных бабелей. Вдобавок, в гостиничном коридоре остались следы кроссовок, именно тех, что носил Петя. А на ручке двери - отпечатки его пальцев. Ну и в конце концов Петр Киянов сам признался, что все-таки убил. Дескать, неведомая сила повлекла его из теплой кровати, поволокла из дома, заставила возненавидеть Затуллина и проделать все необходимое для умерщвления. Так что в ближайшее время будет судмедэкспертиза для проверки - законный ли псих Петр Киянов или же только косит под шизу. Вообще-то похоже, что он хорошо замаскировавшийся психопат, поскольку с облегчением поведал, как в семьдесят восьмом году изменил запись в регистрационном журнале, которая касалась судьбы Елизаветы Розенштейн. Тоже по непонятной причине.
На занятиях по программированию я все делал неправильно, потому что мозги были заняты Кияновым. Почему осторожный и аккуратный Петя стал рабом моих сознательных и подсознательных страхов? Почему я был столь странным способом избавлен от крупных неприятностей? Почему Петя Киянов оказался персонажем моего сна? Почему персонаж сна оказался реальным Петром Кияновым?
Кстати, клякса-рожа не могла ли являться чем-то большим, нежели психический заскок? Вдруг она какая-нибудь самовольная сила? В Ираке этот «демон» (пока в кавычках) стал общаться со мной, когда я принял элеутероккок в вездеходе. Затем, после перерыва, он обозначился, едва я попил чайку со странным запахом в кабинете у Бореева - может, там амфетамины плавали. И, похоже, особенно активизировался, когда я использовал лекарство доктора Пинеса. Неужели некая нефизическая сущность принимает деятельное участие в моей судьбе? Тогда чего ей от меня надо?
Хорошо, клякса кляксой, а мои ученые друзья разве ни при чем? Провели ведь они со мной в семьдесят восьмом эксперимент безо всяких угрызений совести. А что, если в восемьдесят третьем решили повторить? Только сижу я не в вольере, а вроде бы свободный, как бы гуляю сам по себе. Вдруг Бореев и Сайко знают намного больше обо мне, в том числе о моих провинностях, чем мне кажется? Мне и рыпнуться некуда с жалобой, сразу «доброжелатели» откроют всю правду о моих шалостях, и тогда не помогут ссылки на матричное поле. А не сдают меня Сайко с Бореевым в руки Второго Управления лишь потому, что проводят важный опыт с использованием моей жизни и судьбы. В котором участвовал с их стороны также… доктор Пинес.
Ну-ка, прокрутим назад. Лиза в семьдесят восьмом пыталась вытряхнуть сведения о карательной медицине из психиатров, те в свою очередь дали на нее показания комитетчикам. К кому бы Елизавета обратилась сперва? Да к Соломону. Если тогда он еще не числился в осведомителях, то после обработки в Комитете кинулся бы помогать столь нелюбимым органам. Нет, он не стучал бы на всех подряд - иначе меня замели бы еще в семьдесят восьмом - но аккуратно исполнял разовые поручения. Недаром же такой ханурик, как он, до сих пор держится на службе. А нынче Сайко отследил мой контакт с Пинесом и использовал доктора по своей линии. Я накушался необходимых таблеток, а Затуллин с Кияновым просто попали под каток передовой науки, пытающейся управлять судьбой человека. Похоже или непохоже? Ладно, в любом случае, я пока необходим товарищам Сайко и Борееву, поэтому они должны меня лелеять.
Через неделю меня вызвали Виталий Афанасьевич с Михаилом Анатольевичем и сообщили, что… в связи с моими мощными успехами в компьютерном деле и прочих науках, а также по причине быстро меняющейся ситуации на «полигоне», срок моего обучения резко сократился. Дескать, весна наступает, прилетают мухи, выползают на солнышко глисты, тянутся к теплу микробы, пора. Значит, вскорости предстоит дорога дальняя, через Багдад, в южноиракские болота.
Наша дружная группа должна была остаться в прежнем составе, и лишь Сандомирского по мере сил предстояло замещать мне.
– Дивно устроен мир, - сказал на последнем уроке Бореев, - но это редко до кого доходит.
Мы сидели перед большим, метр на метр, экраном, на котором крутили видеофильм.
Элементарные матрицы на экране, окрашенные в разные цвета и для наглядности имеющие формы разных многогранников, по всякому соединялись друг с другом. Из этих соединений - по крайней мере, в фильме - получалось что-то похожее на молекулы ДНК, только еще более сложное, фигуристое. Большие буквы, бегущие в нижней части экрана, называли эти «молекулы» матричными макроорганизмами и даже перечисляли в столбик их продукцию: Земля, Солнце, планеты, звезды… На этих сложных больших матрицах собирались матричные организмы попроще -регуляторы и операторы. Регуляторы производили такой сложный товар, как экосистемы - моря, реки, леса, горы. От операторов происходили минералы, растения, животные. Метантропные матрицы, заведующие устойчивостью человеческого рода, находились на стыке между операторами и регуляторами.
Я кое-что уловил, поскольку режиссеры фильма все время играли на сходстве своей матричной теории с генетикой, которая теперь, как известно, уже не «продажная девка империализма». Даже вопрос подобрал:
– Так, может, существуют гнусные матрицы-вирусы, что умеют встраиваться в эту самую матричную «ДНК», отчего появляются всякие угрожающие монстры? Какие-нибудь грифоны, трехглавые змеи или там сфинксы с женскими сисями и когтистыми лапами? Только ты среагируешь на зазывные гениталии, как сразу попадешься на ужин.
– Монстры нежизнеспобны. Их не надо бояться. И не стоит обзывать кого-то вирусами. Если мы найдем и используем матрицы, которые способны разрушить закосневшее и расширить гармонию, то воспоем их в одах и поэмах…
– Михаил Анатольевич, чем на самом деле мы занимаемся на полигоне?
– Мы, ученые, отдаем должок Комитету. Чтобы заботиться дальше о прогрессе науки, мы должны наглядно вредить американцам. Нашему кормильцу это нравится.
Я не знал, в какой должности - специалиста или подопытной крысы - отправляюсь на полигон сейчас. В этом убеждало и то обстоятельство, что суперзнатока из меня даже не пытались сделать. Хотя, может, дело было лишь в ограниченном ресурсе времени. Впрочем, Дробилин и прочие спецы аккуратно представляли мне схемы расположения сверхчувствительных детекторов, фиксирующих магнитные возмущения среды. Также учителя показывали приборы «раздражители», которые сами производили эти возмущения, чтобы потревожить матрицы-регуляторы. Учителя тыкали пальцами в неясную мешанину дешифровочной аппаратуры - эх, ничего объяснять у нас толком не умеют. Я уяснил лишь то, что «мешанина», обрабатывая информационное сырье, в итоге предсказывает судьбу какого-нибудь явления или живой твари.
Компьютер же изображал судьбу наиболее понятным образом. На нескольких цветных экранах можно было наблюдать картограмму событийного поля. На ней бодрой яркой краской выделялись те зоны, где более или менее вероятны всякие происшествия, конфликты и прочие изменения. Текст под картинкой даже расписывал их предполагаемый характер, благополучный или разрушительный.
В итоге, получался у нас локатор судьбы, четко определяющий будущее и настоящее в зоне до трех километров. На большем радиусе быстро нарастали искажения. А после тридцати километров начинались сплошная фигня и неопределенность. В память древних прорицательниц я прозвал такой вот прибор «сивильником». Название привилось.
Все происходящее на его экранах напоминало мультяшку или компьютерную игру, потому что некоторые объекты и происшествия обрисовывались разными живописными символами, типа бегающих человечков, катающихся пузырей, ползающих змеек, гусениц, кусающих-летающих мушек и так далее.