Как и положено, в таком пентхаусе высоченные четырехметровые потолки и две огромные, как ворота, двери. И уж раз всё шло как киноленте, по-киношному эти двери и распахнулись — резко, с грохотом ударяя в стены. В комнату вошли трое. Два высоченных плечистых мужика по обе руки маленького в годах толстячка. Сразу, впрочем, понятно, кто тут самый главный. Мужчине на глазок дашь уже лет за пятьдесят и он страшно противоречит всему в пентхаусе. Ничего красивого, кроме дорогущего костюма, в нём не было, да и костюм сидел не очень. Волосы на голове росли клочьями, хотя он раз в полгода делал пересадку, но, когда вырастали новые, выпадали старые. Узкие плечи слегка скрывал широкий пиджак, зато не мог скрыть обширное брюхо. Губы кривятся в презрении и слегка приоткрывают челюсть за полмиллиона долларов. Глаза серые, нос был когда-то картошкой, но тут слегка помогла пластика. Лоб узкий, полностью закрыт прядью «вороньего крыла». Ручки и ножки коротенькие, а на левую так еще и прихрамывает. И, тем не менее, самый главный тут он.
Не будь он одет так, как одет, и без телохранителей, кому-то могло показаться забавным, как он, прихрамывая, протопал до джакузи, но девушкам вновь прибывший не показался смешным. Они прижались к парню, а негритянка так и вообще мелко задрожала.
— Шлюхи на хер! — рявкнул мужик. Голос у него тоже противный такой, трескучий.
Девушек только и видели. Глаза телохранителей едва успели насладиться прелестями голых дам, как тех уже ветром сдуло. Причем так, в неглиже, они из пентхауса и вылетели — дорогие тряпки остались лежать там, где их снял парень. Сам же молодой человек отреагировал на прибытие ночных гостей спокойно. Только что у него в подмышках была пара красавиц, теперь же он вальяжно развалился, опершись широко расставленными руками на борта ванны. Его взгляд спокоен, карие глаза смотрят без капли страха.
— Папа? — сказал парень. Голос, в отличие отцовскому, приятный басок.
Отец пару секунд всматривался в высокие небритые скулы сына, в пухлые губы, в ровный точеный нос, высокий лоб и карие глаза. Мокрые черные волосы блестят, будто намазали ваксой. Смуглая кожа на плечах бликует, в каплях воды играют отблески огней большого города за окнами. Он едва улыбается, молодые зубы, доставшиеся парню даром, а не купленные в самой дорогой стоматологии Нью-Йорка, в полумраке сияют кривой полосой.
— Вылезай, Денис, — сказал мужчина, скривясь. — Дело есть. На сто миллионов долларов!
Денис пожал широкими плечами и неторопливо вылез из джакузи. Отцу пришлось в деталях рассмотреть тело сына: мощная грудь слегка покрыта волосами, полусферы бицепсов, предплечья рельефны, будто сплетение электропроводки, длинные тонкие пальцы в перстнях, кисти виноградной лозой обвивают вены; живот — не живот, а шарикоподшипник в движении, дорожка волос на нём ведет к длинному члену; бедра, будто бочонки, ягодицы мощные, словно распиленный кокосовый орех, икры широкие и еще рельефней предплечий. Даже пальцы на ногах идеальной формы! Даже волосяной покров сына идеален — только там, где положено быть, и ничего лишнего! У него-то самого волосатое всё: грудь, спина, плечи, ноздри, уши… Да и всё прочее: у него уши-лопухи, у сына маленькие, тесно прижатые к черепу аккуратные, слегка заостренные кверху уши. У него глаза посажены близко, у сына, и не так, и не эдак. И не спишешь на молодость чада — в его возрасте отец был с горбом и весь в прыщах, это потом, после тридцати, прошел ряд пластических операций, которые, впрочем, помогли несильно. А уж как подумаешь, с каким удовольствием, совершенно не притворяясь, те красотки прыгали на его удаве! Этим местом сын тоже в отца не пошел, так скажем: кардинально. В душе клокотала зависть. Он видел молодого, сильного и невероятно красивого потомка, которому достанутся все его богатства. В то время как он…
— Что за дело? — спросил Денис лениво. Он взял со стола бокал с янтарной жидкостью и пригубил. И только после этого соблаговолил накинуть халат.
— А такое дело! — ответил отец зло. — Пошли!
Они покинули пентхаус и сели в лифт. В кабине от Дениса пахло дорогими благовониями и шампунями, отец стал позади сына и всю дорогу, пока они спускались до подвального этажа, сверлил широкую спину, обтянутую в тонкий шелковый халат. Денис чувствовал этот взгляд. Он был прекрасно осведомлен о зависти, которую питал отец к его внешности. Однажды, сильно выпив, Денис даже спросил про такое различие между ними. Папаша объяснил, что тот взял всё у матери. Да и, зная нрав отца, если бы тот сомневался, его ли сын Денис, уже давно сверил бы все генетические тесты. Уж если те не сошлись бы, Дениса повесили на ближайшей осине. В самом прямом смысле. Любил ли отец своего сына или нет, но родство признавал. Ну, и, если судить по единственной фотографии, оставшейся от его матери, та вправду была красавицей.