— Я стоял в совершеннейшем отупении — я просто не знал, что мне делать. А он сказал тихо, но так чётко и ясно, что мне показалось, будто бы слова его слышны даже на улице.
«Я сделал это для того, чтобы вы убедились, что я вполне жив, и меня тоже можно убить, — сказал он, — и вы можете это сделать хоть сейчас. Но я прошу выслушать меня прежде».
Тут он выдернул шпагу из своей руки и протянул её эфесом мне. Я молча взял оружие, пребывая в сомнамбулическом состоянии. В тот момент я даже не понял, что это за предмет и зачем он мне. Он вытянул откуда-то носовой платок и замотал кровоточащую руку. Мне показалось, что ему очень больно и сострадание шевельнулось во мне прежде всех остальных чувств. Он нетерпеливо отмахнулся.
«Готовы вы меня слушать или нет?» — спросил он.
Я кивнул.
«Виконт, так вышло, что мы с вами любим одну женщину, — начал он. — Она не захотела выбирать никого из нас и вернулась в Оперу. И мы оба виноваты в том, что теперь … её чистый, нежный и светлый образ запятнан клеветой. Наша, ваша и моя, поистине преступная беспечность и неосторожность привели к тому, что слухи тянуться за ней шлейфом».
Он говорил негромко, сурово и монотонно, словно забивал гвозди, изредка морщился, видимо рана, которую он сам себе нанёс, беспокоила его гораздо больше, чем он пытался показать.
— Я хотел на ней жениться, — вскричал я. Но он заставил меня замолчать, припечатав:
«Но она от вас ушла, и теперь вынуждена справляться одна с тем, что с ней случилось».
— Чем же вы собираетесь ей помочь, — взъярился во мне злой демон.
«Я напишу для неё оперу. Я создам такую музыку, что блеск её таланта заставит рукоплескать ей весь Париж, вознесёт на недосягаемую высоту и вынудит замолчать злые языки. Известные импресарио будут становиться к ней в очередь, и ей нужен будет совет. Она пока слишком молода. Кроме того, вам нужно будет убедить директоров театра, чтобы опера была поставлена к следующему театральному сезону. Вот, собственно, и всё».
— А где же будете вы, — спросил я. Немного помедлив, он ответил, словно через силу:
«После того, как я напишу оперу, я … вынужден буду покинуть Францию».
— Куда же вы направитесь?
«Пока не знаю. Я оставляю её на ваше попечение,… виконт. Сделайте так, чтобы она не плакала».
Мой титул он произнёс так, словно у него свело губы судорогой.
Он повернулся и направился к выходу.
— Подождите, — воскликнул я. Он остановился, полуобернувшись.
— Вы ведь знали, что я вас не убью, — спросил во мне любопытный мальчишка. И я готов поклясться, что глаза его в прорезях маски насмешливо замерцали:
«Нет, — сказал он, — но я надеялся».
И ушёл. И знаете, дорогая, в этот момент я вдруг понял вас, потому что даже я, ненавидевший его всеми струнами души моей, в этот миг подпал под его очарование. Больше я его не видел. Где-то в середине января я получил по почте письмо, где было всего два слова: «Она готова». Теперь, Кристина, Вы всё знаете и больше можете не удивляться тому, что я так неожиданно согласился представлять Ваши интересы. И тем более можете не испытывать благодарность ко мне за мои действия, поскольку они были следствием заключённого соглашения. Но, видимо, я не выполнил свою часть договора — вы всё-таки плачете.
— Нет, Рауль, нет. Я всё равно буду Вам благодарна.
Поскольку мои слёзы никак не проходили, он проводил меня на квартиру. Вечером он был на спектакле, принёс огромный букет белых лилий и очень ласково и нежно говорил со мной. На следующий день мы расстались добрыми друзьями, не зная, когда предстоит нам следующая встреча. Рассказ его произвёл на меня неизгладимое впечатление. И я подумала, что всё это время, иногда думая и немного сожалея о своём одиночестве, я гневила Бога, поскольку в доброте своей он послал мне не одного ангела-защитника, а сразу двух.
И сейчас, с благоговением целуя два обручальных кольца, сплетённых тонким мастерством ювелира в одно, я благодарю Его за всё, что случилось со мной и готова принять суд Его без страха. Мне осталось выполнить только два обета.
Мой Ангел, я слишком поздно поняла выбор своего сердца, я ошиблась, когда заменила его выбором разума. Может быть, в том была виновата та почти религиозная сила и вера, с которой Ты обращался ко мне в своих страданиях? Когда видел во мне источник жизни своей? Когда молил меня принять тебя таким, каков ты есть, и уделить крупицу любви, которой достоин всякий живущий и особенно тот, кто так много пережил и прочувствовал, кто смог так изменить себя, так покаяться в своих прегрешениях, что сияние души его затмило солнце? Возможно, я испугалась этой силы, с которой должно обращаться только к Богу? Как бессловесное животное бежит от неукротимого лесного пожарища в страхе за свою жизнь, так и я убежала от огня, который опалил меня при первом приближении. Я закрыла лицо своё и отвернулась, не дав пламени возможность показать, что оно может быть укрощено и может быть использовано для тепла и приготовления пищи.
Я не знаю. Человеку свойственно складывать свою вину на других, тем более, если эта вина была не во́льна и вызвана сердечной слепотой и привычкой ставить во главу угла веления разума.
Однако, я всё же не жалею. Хотя бы частично, но я выполнила твоё желание — я принадлежала искусству. Ничто не отвлекало мой взор, мои силы и стремления от него. Я достигла замечательных успехов на своём пути. Я «привносила в этот земной мир немного небесной музыки» и надеюсь, что ты доволен мной. Я понимаю, чем было вызвано такое твоё желание, я отлично вижу его эгоистичность, но во мне нет сожалений, нет и ненависти к моему Ангелу за жизнь, прожитую вдали от радостей жены, матери, хозяйки. Я знаю, что каждый любящий мужчина хочет владеть предметом своего обожания полностью, всецело, без оговорок и уступок. И коли уж невозможно это, он готов согласиться на то, чтобы она не принадлежала никому.
Но я из страха выбрала одиночество. И теперь поздно сожалеть об этом. Мой путь подходит к концу. Этими записками я хотела отдать дань уважения великому человеку, который был рядом со мной, был и ушёл, подобно облаку в ясный день. Здесь же я хочу попросить прощения и у тебя, мой милый Рауль. Кто знает, может ты нашёл бы безопасную гавань, если бы однажды не встретил на свою беду крошку Лотти? Я знаю, ты не винишь меня ни в чём, но это не отменяет моего чувства вины перед тобой.
Люди, которым суждено стать нашими любимыми, приходят в нашу жизнь и образ их остаётся вырезанным навечно в скрижалях нашего сердца. Берегите любимых и, пуще того, берегите тех, кто любит Вас! Нет, совсем необязательно ломать себя и выискивать ответные чувства к тем, к кому их почему-либо не может быть. Просто то, что связывает Вас волшебными невидимыми нитями, способно вызвать силы, величину которых и представить нельзя. Мой голос, мой талант, всё, что я отдавала моей публике, я получала от них, тех, кто любил меня настолько сильно, что отказался от своей собственной жизни, подарив её мне.
Теперь я знаю, что когда наступит мой последний час, я найду в себе силы сказать:
“Бездна бездну призывает голосом водопадов Твоих; все воды Твои и волны Твои прошли надо мною.”*****
И дивный голос — я не узнаю, откуда он, но хорошо знаю, чей он — прошелестит в ответ:
«Amen»
Комментарий к Кристина. En scene
en scène – «ваш выход», «на сцену!»(театр.)
* В.Высоцкий
** идиома, обозначающая фальшивую ноту
*** город на западе Франции, расположенный в устье реки Луары
**** открыт весной 1895г., существует до сих пор, сейчас в его стенах пивная
***** Псалтирь, Псалом 41