— Рауль, я… я хотела попросить прощения за вчерашнее.
— Для чего? Разве что-то изменилось со вчерашнего дня?
Он смотрел на неё с такой надеждой! И как же невыносимо трудно было выговорить правду. Кристина просто покачала головой. Он уронил её руку, которую обнимал своей тёплой ладонью, и отошёл к окну.
— Рауль, ты вчера… я, — запинаясь, проговорила она, — я только хотела попросить тебя немного отложить помолвку. Я не обманываю, когда говорю, что люблю тебя.
Да? Он недоверчиво оборачивается. Девушка, которая любит, не тянет с таким желанным для обоих «Да».
— Рауль, пожалуйста, пойми меня… я прошу тебя, я понимаю тебя… ты сердишься. Но я не могу обманывать.
Обманывать? В чём? Ведь Кристина только что сказала, что любит его, и это единственный обман, который он не будет терпеть. Глухое недовольство копилось в душе Рауля снежным комом. Он пытался подавить его, но оно всё равно норовило прорваться наружу, как пар из-под плотно закрытой крышки.
— Да, я по-прежнему люблю тебя, но я никак не могу забыть о том, что прошло.
— О нём? — уточнил Рауль. Он старался изо всех сил, чтобы горечь и сарказм не прорвались к ней сквозь его слова. Но она почувствовала и снова смешалась, покраснела:
— И о нём — тоже, — едва слышно, так, что он скорее угадал, чем услышал, проговорила Кристина. — Рауль, я, наверное, должна вернуть тебе кольцо…
— Нет! — вскрикнул он с таким гневом и так стремительно шагнул к ней, что Кристина отшатнулась и побледнела, если только можно было стать ещё бледнее, ещё прозрачнее. Заметив её испуг, он моментально укротил себя. Подошёл ближе и уже спокойнее сказал с непередаваемой нежностью:
— Это подарок. Оставь себе. Оно больше ни к чему тебя не обязывает.
Стоя так близко, чувствуя едва-едва пробивавшийся аромат её духов, сейчас он думал только о том, что хочет обнять её. Это было бы не логично, учитывая предмет их разговора. Но кто будет думать о логике, когда балом правит любовь? «Только надуманная любовь поддается укрощению, истинная же не слушает приказов и спастись от неё нельзя».** И потому Рауль обнял свою бывшую невесту, а поцелуй случился сам собой. Кристина пыталась отстраниться, но он держал её крепко и выпускать не собирался.
— Ты уходишь к нему? — Обречённо спросил он, едва сумел оторваться от поцелуя.
— Нет, нет! — Кристина в подтверждение решительно помотала головой, словно он не мог понять слов, и она должна была озвучить их жестами. — Нет! Я хочу вернуться в оперу, я хочу петь.
— Но я же не запрещал тебе петь! Ты можешь выступать на званых вечерах.
— Рауль, я хочу остаться одна, понимаешь? — Кристина сникла, словно сломанный цветок.
Нет. Он не понимал. В душе его обида боролась с жалостью, и силы были равными.
Комментарий к Рауль. Сомнения
* Пабло Неруда поэма 16
** А.Дюма-отец
========== The Phantom. Драма ==========
…Ты слушаешь мою вечернюю песню. Тобой наполнены мои одинокие сны. Ты была моей! Ты была моей! И я кричу об этом вечернему ветру, И он уносит мой сиротливый голос. Тобой наполнены мои взгляды…*
Ришар и Моншармен приняли Кристину любезно, много улыбались, переглядывались многозначительно, но ничего определённого не говорили. Заступничество Рауля не открыло ей все двери, да она и не надеялась. Сжав зубы, она приготовилась вновь долго и тяжело работать, чтобы когда-нибудь опять ошеломить публику. Только теперь в директорском кабинете перед строгими судьями стояла не прежняя нескладная маленькая девочка, едва окончившая консерваторию. За её плечами была школа великого мастера, и эти стены уже были свидетелями её триумфа.
Ришар, будучи хорошим импресарио, видел это, но правила не позволяли ему принять с распростёртыми объятиями певицу, пребывавшую неизвестно где целых полгода.
«И потом, она наверняка притащит за собой тучу сплетен, — говорил он позже Моншармену, когда они обсуждали между собой сначала разговор с покровителем театра, а потом с его протеже».
«Ну и что, — пожимал плечами Моншармен, — если бы это была не Кристина Даэ, успех которой, возможно, ещё помнят некоторые завсегдатаи оперы, а какая-нибудь третьеразрядная певичка, то такие слухи действительно могли бы нам навредить. Но Кристина… Слухи могут добавить ей …м-м… пикантности. Представь: ангельская внешность, божественный голос и тайна. Публику всегда интересуют такие вещи. Я не вижу причин, почему бы нам не попробовать. Пусть пока побудет на малых ролях, а там посмотрим. Может быть, она ещё станет нашей Аделиной Патти»**
Судьба артистки была решена.
Кристина Даэ надеялась на лучшее — ведь иного выбора у неё все равно не было. Сплетни и пересуды не пугали её, что было удивительно для девушки её лет. Произошедшие с ней события, переживания, которые они вызвали, были столь тяжелы и ошеломительны, и в то же время настолько возвышенны и прекрасны, что её душа как-то сразу состарилась, оставив нежный девичий облик лишь внешней оболочке — её хрупкому телу. Двойственность чувств, равная, как ей казалось, сила любви к двум мужчинам одновременно, временами доходившая до экзальтации и преклонения перед ними, пугали и изматывали её. Правдивая всегда, Кристина была честна перед собой и в этот раз. И решение её созрело ещё до того, как она сумела опознать его и примириться с ним.
Пока же она хотела видеть своего Маэстро. По крайней мере, в ней теплилась робкая надежда на то, что она ещё может называть его своим, хотя миновавшее тяжёлое объяснение с Раулем, несколько поколебало её уверенность в том, что и этот мужчина, любивший её куда более яростно и неистово, сможет понять её метания.
После известных событий полугодовой давности все проходы в подвалы Оперы закрыли наглухо и даже те, кому приходилось бывать там по долгу службы, крысоловы или пожарные, должны были получить особое разрешение директора. А проникнуть в знакомый коридор из её бывшей артистической комнаты представлялось совершенно невозможным, поскольку там теперь гримировались другие артистки. Поэтому она попыталась отыскать Перса.
Он жил на улице Риволи и тому, что она его разыскала, как-будто даже не удивился, словно сидя у камина со дня на день ждал её прихода. Но на её расспросы и просьбы он долго не отвечал.
— Зачем вам это, мademoiselle? Поверьте, это очень несчастливый человек, и лучше бы вам остаться в прошлом, поскольку вы сами выбрали такой исход, — наконец, сказал он.
— Позвольте это мне решать, — надменно ответила Кристина, хотя от слов «несчастливый человек» и «остаться в прошлом» ей стало холодно. Что могло произойти за шесть месяцев, если человек, сидящий напротив, так скорбно качает головой?
— Он жив? Где он? — Стараясь сдержать внутреннюю дрожь, продолжила настойчиво выспрашивать она.
Да, кивал головой перс, пока жив. Кристина задохнулась — что значит «пока»?
— Отведите меня к нему, — потребовала она, — или скажите, как проникнуть в его жилище. Где он сейчас?
Всё там же, отвечал её собеседник, печально поглядывая на неё.
— Я не смогла найти ни одного входа, — воскликнула Кристина.
Ещё бы! Эрик сам заблокировал все входы и выходы — всё так же качал головой Перс.
Молитвенно сложив руки на груди, она предприняла ещё одну отчаянную попытку:
— Пожалуйста, monsieur, я прошу вас … я молю на коленях, если уж вы не хотите быть мне проводником и отказываетесь открывать место, где он скрывается, то хотя бы передайте ему, что я здесь, что я надеюсь на встречу, что я молюсь ежедневно о том, чтобы эта встреча состоялась. Я хочу увидеть его, понимаете меня? Увидеть… пожалуйста…