Тартынская Ольга
Волшебная нить
Ольга Тартынская
ВОЛШЕБНАЯ НИТЬ
РОМАН
Москва
2010 г.
Моим дорогим детям
ЧАСТЬ 1. В МЕТЕЛИ.
1.
Позволительно ли юной девице путешествовать на ночь глядя, пусть и в соседнее имение? Однако Катенька Денисьева решилась. Из дома ее гнал страх. Спроси ее, чего боится, не ответила б. Тайный страх, подспудный, прозванья ему еще нет. Однако Катя упросила маменьку отпустить ее к Наташе Давыдовой погостить. Не одна же едет, с горничной Настей да кучером Сенькой. Могла ли она тогда вообразить, какие ей уготованы испытания?
- Кабы буря не случилась, - озабоченно пробормотала Настя, заглядывая в оконце, - Эвон какая туча наросла!
Катя не слышала ее. Она все еще переживала давешний разговор с дядей. После чая Василий Федорович улучил момент, когда маменька с кухаркой спустились в кладовую, и явился прямо в Катину светелку. Девушка так и не уразумела, с чем он приходил. Дядя говорил о своих благодеяниях, о том, что имение после смерти папеньки на его попечении. Не преминул напомнить, что вытащил их из долгов: папенька-то заложил и перезаложил все имущество. Теперь же, благодаря дяде, имение еще и небольшой доход приносит.
- Нуждаетесь ли вы в чем с матушкой? - вопросил он, строго глядя в лицо смущенной девицы.
- Нет, благодарствуйте, - ответила Катя и опустила глаза, не выдержав сверлящего взгляда.
- Тогда отчего ты дичишься меня, Катенька?
Тут-то она и почувствовала смутное беспокойство и страх. Да, она недолюбливала Василия Федоровича. Маменька утверждала, что они должны молиться за дядю и благодарить Бога, пославшего им помощь в его образе.
Василий Федорович Норов был дальним родственником, невесть откуда взявшимся, когда маменька, Марья Алексеевна, была еще в девицах. Его приютили в доме родители маменьки. Катя слыхала от дворовых людей, что дядя был беден, как церковная мышь, а все же сватался к Марье Алексеевне. Однако родители выдали единственную дочь за богатого соседа, оказавшегося слабым и порочным человеком. Он пристрастился к пьянству и карточной игре, промотал все свое состояние, да и женино приданое спустил. Батюшка и матушка Марьи Алексеевы не пережили разочарования и скоро сошли в могилу, оставив единственное дитя на произвол злой судьбы.
Марья Алексеевна мужественно принимала свою участь и радовалась малому. Бог послал ей дочь, и всю свою любовь она обратила на крохотное создание. Дядя же по-прежнему проживал в доме и силился быть полезным. Марья Алексеевна рано овдовела, тогда Василий Федорович взял на себя труд управлять имением, которое еще можно было спасти. В девичьей поговаривали, что он склонял Марью Алексеевну к супружеству, но она вновь отвергла его. Все это было давно, когда Катенька была еще дитя. Теперь она выросла и вот...
- Отчего ты молчишь? - допытывался дядя. Он взял Катю за руку, девушка похолодела.
Настя словно почувствовала недоброе, влетела в светелку:
- Барышня!
Василий Федорович отпрянул от Кати и недовольно сморщился. Бойкая горничная умело изобразила раскаяние.
- Ах, матушки мои! Я думала, барышня одне тут.
Она не собиралась уходить, и дядя, потоптавшись в нерешительности, вынужден был удалиться.
- Чего ему надобно-то? - спросила Настя и, уморительно кривясь, изобразила дядю.
- Не ведаю, - задумчиво ответила Катя, обычно смеявшаяся ужимкам горничной. Она почувствовала, как заныла душа в предчувствии беды.
Вот тогда девица и решилась бежать. Не вовсе, конечно, на день-два, переждать момент. Наташа давно звала погостить, да все недосуг было. Теперь кстати пришлось. Да и Рождество на дворе.
Катя хмурилась и вздыхала, а Настя все вертелась на месте, от времени до времени выглядывая из возка.
- Гони пуще, до темна не успеем! - крикнула она Сеньке.
- Метет, кони не идут! - послышался ответ.
Скоро возок и вовсе остановился.
- Ты что, нехристь, поморозить нас вздумал? - разъярилась Настя.
Сквозь вой ветра они едва расслышали:
- К жилью прибиваться надобно, занесет!
Девушки с тревогой переглянулись.
- Не вернуться ли домой? - предположила Катя.
- Какое! - махнула Настя рукой. - Посреди поля стоим.
Открыв дверцу, она выбралась наружу и некоторое время переговаривалась с кучером. Катя все более приходила в волнение. Недобрый знак! Следовало послушаться маменьку и ехать поутру. Однако она так боялась вновь оказаться наедине с дядей! Бр-р-р!
В теплый уют возка ввалилась Настя, похожая на снеговика. Возок дернулся и двинулся дальше. Катя с надеждой воззрилась на горничную.
- Тут недалече заброшенная мельница, - сообщила Настя, - там старик живет. Авось не прогонит.
- Заброшенная мельница? - испугалась Катя. - Не ты ли мне сказывала, что это нечистое место?
- То-то и есть что нечистое. Да делать нечего, не замерзать же в поле!
Настя перекрестилась трижды, и барышня последовала ее примеру.
2.
Между тем с противной стороны заснеженная тройка несла кибитку навстречу метели.
- Сказывал, воротиться надобно! - крикнул возница. - Не иначе, буран надвигается!
- Теперь уж поздно, гони, братец! - ответил молодой человек, высунувшись из саней и тотчас спрятавшись от сильного порыва ветра за медвежьей полостью.
Кругом внезапно потемнело, ветер завыл угрожающе, с неба повалил снег. Как ни силился возница подстегнуть лошадей, они едва двигались. Скоро и вовсе встали.
- Ну, что там? - нетерпеливо воскликнул юноша, вновь выглядывая из саней. Снег тотчас залепил ему лицо.
- Кажись, заблудились, барин. Дороги не видать.
- Что ж, прикажешь здесь заночевать? - рассердился путник.
- Никак нельзя, барин. Ночью мороз изрядный, замерзнем.
Юноша выбрался наружу и огляделся. Вдалеке едва различимо темнел лес, но вокруг бушевала метель, заметая сани и лошадей. Юноша потоптался на месте, уворачиваясь от ветра.
- Что же делать? - крикнул он вознице, который озирался кругом.
- К лесу будем пробираться, там не шибко метет, - распорядился мужик и вскочил на козлы.
Молодой путник последовал его примеру и запрыгнул в сани. Сани с трудом пропахивали неезженое поле, подпрыгивая на кочках и немилосердно трясясь. Дважды они едва не перевернулись, доставив седокам неприятные минуты. Путь к лесу занял много времени, но когда сани въехали на лесную просеку, метель и впрямь поутихла, присмирела.
- И что теперь? - спросил юноша, выбравшись из кибитки, когда лошади остановились. - Будем блуждать по лесу или заночуем здесь?
Мужик не отвечал. Он к чему-то прислушивался и досадливо махнул на барина, когда тот раскрыл было рот, чтобы выругаться.
- Собачий лай никак... А вот и дымком потянуло!
- Я ничего не слышу, кроме воя метели, - недовольно пробормотал юный путник, но тоже прислушался. Теперь явственно слышался лай собаки, принесенный порывом ветра.
- Садись, барин! - велел ямщик и погнал уставших лошадей вглубь леса, откуда тянуло дымом.
Лев Сергеевич Бронский ехал из Петербурга в отцовское имение на зимние вакансии. Ему едва минуло восемнадцать. С четырнадцати лет Леон обучался в Петербурге, в закрытом Императорском училище правоведения для детей из знатных и старинных дворянских родов. Училище было создано по образцу Царскосельского лицея, прогремевшего своим гениальным воспитанником. Юный Лев питал честолюбивые мечты непременно прославить альма матер великими деяниями, сделавшись в скором времени важным государственным мужем.
Однако его решимость подчас подвергалась испытаниям: Лев Сергеевич легко терял хладнокровие при виде хорошенького личика или тонкого девичьего стана. Это досадное свойство натуры мешало юному правоведу твердо идти к цели. По счастью, воспитанники Училища (надо отдать должное его устроителям) имели мало сношения с женским полом. На дворцовые балы приглашались немногие отличившиеся из старших классов, выпускные балы и праздничные вечера внутри лицея бывали редки. Посещения родственников находились под строгим надзором.