18.
Котильон вовсе не способствовал любезным разговорам. Приходилось поминутно отвлекаться на разные игры и фигуры. Левушка был вне себя. Катя, по-своему растолковавшая его танец с Волковской, сделалась вовсе холодна и надменна. Она уходила, ускользала неудержимо, и не было способа вернуть ее. Во время танца они обменялись всего лишь немногими короткими фразами.
- Отчего вы не читаете моих писем? - вопрошал юный Бронский.
- Оттого что они лживы, - коротко отвечала Катя.
Смена партнера.
- Мне надобно с вами увидеться! - в отчаянии взывал Лев Сергеевич.
- Для этого вовсе не обязательно забираться в наш сад! - язвила Катя.
- Ваш сад? - недоумевающе смотрел на нее Левушка.
Смена партнера. Катя положительно была встревожена недоумением Бронского.
- Вы не бывали в нашем саду? - спросила она с беспокойством. - Не стояли под моими окнами?
- Нет, - покачал головою Лев. Он всматривался в ее глаза, силясь понять, что происходит.
- Боже мой! - прошептала Катя, изменившись в лице.
Смена партнера. Когда они вновь оказались лицом к лицу, девушка уже вполне владела собой. От нее веяло крещенским холодом.
- Мне многое нужно рассказать вам, - пробормотал Левушка, теряясь под этим равнодушным, ледяным взглядом.
- Ваши похождения с графиней Забельской меня вовсе не интересуют, - было ее ответом.
- Однако обещайте мне...
Смена партнера. Бронский решил во что бы то ни стало добиться согласия Кати на свидание, иначе просто смерть. Он должен ей все рассказать, но не теперь же, когда кругом люди! Забыв о приличии, юный правовед схватил Катю за руку и не отпускал, требуя ответа на вопрос:
- Когда я увижу вас?
Танец продолжался, но Катя, с трудом высвободив руку, удалилась под предлогом головной боли. Оставшись без пары, Бронский последовал за ней. Однако девушка скрылась в комнате, недоступной для мужчин. Сюда девицы и дамы наведывались, чтобы завить нагретыми щипцами развившийся локон, поправить туалет, заменить шнурок или ленточку, подрумяниться и прочая.
Катя вошла в безлюдную комнату и остановилась перед огромным, хорошо освещенным зеркалом. Прислуга, помогающая дамам, отлучилась за новыми щипцами, и Катя могла перевести дух. Она огляделась вокруг. Дамская уборная в доме Давыдовых была устроена роскошно. Бархатные низкие диваны, голубые шелковые занавески, удобные скамеечки для завязывания тесемок на туфельках, покойные кресла. Всюду были разбросаны ленты, перья, цветы, веера, накладные локоны, перчатки, лежали румяна и пудра. На креслах под легким покрывалом прятались корсеты, подвязки и другие таинственные предметы, обычно недоступные для чужого глаза.
В дверь постучали, и Катя вздрогнула.
- Катя, - услышала она голос Бронского, - позвольте мне войти!
- Вы сошли с ума! Сюда нельзя! - крикнула она и поискала глазами вокруг.
Решительно этот безумец не оставит ее в покое, пока не добьется своего. Катя нашла на зеркале карандашик, оторвала от булавок лоскут бумажки и быстро написала на нем: "В рощице за нашим домом ждите всякий день в три часа пополудни". Она скомкала записку и стремительно вышла. Бронский едва успел отскочить от двери, чтобы не получить удара по лбу. К уборной приближались две барышни и дама. Горничная спешила с нагретыми щипцами. Все они с недоумением воззрились на юношу. Катя неприметно сунула бумажный комочек ему в руку и проскользнула мимо, направляясь в залу.
Сжимая записку в кулаке, Левушка бросился к свету, чтобы ее прочесть. Заскочив в соседнюю комнату, подошел к окну. Белые ночи уже властвовали в природе, и не требовалось жечь свечу, чтобы прочесть записку. "Пишу, читаю без лампады", мелькнули в голове юноши любимые стихи.
Катины поспешные каракульки возвращали ему жизнь. Бронский вновь и вновь перечитывал записку и улыбался своим мыслям. Он сумеет убедить Катю в своей любви! Она поверит непременно в то, что Левушка чист перед ней.
- Зачем же здесь, Семен Алексеевич? - донеслось из соседней комнаты.
Бронский невольно прислушался.
- К чему этакая приватность?
Левушка узнал голос хозяина.
- Не хотелось праздник вам портить, однако предупредить следует. Гришка Долинский опять объявился, Игнатий Ильич!
Левушка догадался, что собеседником Давыдова был капитан-исправник Синцов.
- Да верные ли сведения? - сомневался хозяин. - Шутка ли: народ растревожим, а выйдет - из ничего?
- Ограблена почтовая карета, - доложил исправник. - Никто не уцелел, кроме одного сопровождающего. Его видели, Игнатий Ильич, Гришку... Надобно остеречь гостей.
- Не торопись, Семен Алексеевич, - отвечал Давыдов. - Остеречь успеем. Вот когда соберутся по домам, тогда и сообщим. Потерпи уж до утра, братец.
Новость встревожила Бронского. Отчего-то припомнился цыганского вида мужик, встреченный им давеча в церкви. Однако юноша не дал воли дурным мыслям. Голова его была занята Катей, ее запиской, которую он все еще держал в руках. В этой роще они будут одни, и Левушка сумеет убедить возлюбленную в своей верности. Все разъяснится непременно! Что потом? Об этом Левушка не думал, довольно и того, что есть!
Он устремился вслед за Катей в залу, чтобы еще и еще видеть ее, сметь коснуться ее платья, увлечь в вихре танца за собой, успеть шепнуть ей слова любви... Надежда окрыляла влюбленного Льва.
19.
Праздничные торжества венчались роскошным ужином, а после него многие гости засобирались по домам. Однако Игнатий Ильич решительно воспрепятствовал их намерениям.
- Нет уж, извольте, дорогие гости, почивать тут: в моем дворце места хватит всем! Уж и постели приготовлены, раскрыта другая половина дома, все вытоплено и высушено! - И он заключил: - Уезжать и не думайте, я не велел давать лошадей.
Делать нечего, пришлось подчиниться хозяйскому произволу. Укладывались спать, когда уж и свечи, казалось, были не нужны: светлые в июне ночи. Туда-сюда сновали слуги с тюфяками и подушками. Кому-то несли холодного квасу, а кому-то и промывательные средства. После сытного ужина нескоро уснешь, но шевеленье постепенно стихало, и в доме воцарялся покой.
Марье Алексеевне с дочерью была отведена знакомая Катина светелка, где они устроились с удобством. Катя обрадовала маменьку спокойствием и рассудительностью, когда они делились впечатлениями о прошедшем дне.
- Этот гусарский поручик, кажется, довольно мил? - закинула удочку Марья Алексеевна, помогая Кате расшнуровать корсет.
- Довольно мил, но глуп как пробка, - усмехнулась дочь, высвобождаясь из платья.
- Ну что с того? - возразила Марья Алексеевна, доставая из саквояжа нарядную ночную сорочку, купленную на ярмарке, - Разве тебе не были приятны его знаки внимания? Ты веселилась изрядно.
- Воля ваша, но он нестерпимо скучен! - не сразу ответила Катя. Занятая своими мыслями, она вынимала шпильки из шиньона.
Марья Алексеевна взбила подушки и расправила одеяло.
- Не скучен кто ж? - спросила она машинально.
Катя с упреком посмотрела на мать, и та пожалела, что спросила. Марья Алексеевна питала смутную надежду, что красивый поручик увлечет Катю, заставит ее забыть об изменнике, который так глубоко вошел в ее сердце. Надежды не оправдались. Веселость Кати и ее заинтересованность офицером оказались мнимыми.
Однако ее задумчивость теперь не казалась чуткой матери вовсе удручающей. Катя положительно имела что-то в голове, некое намерение. Не опасно ли это? Страстная, решительная натура дочери иногда пугала кроткую Марью Алексеевну. Не надумала ли чего ее скрытная Катя?
Между тем они улеглись и задули свечу. Катя быстро уснула, судя по ее мерному дыханию. Марья Алексеевна перекрестила дочь на сон грядущий и перевернулась на другой бок. Сон все не шел к ней. Да и не мудрено: после столь удивительных событий!