Теперь была ее очередь говорить. Девушка почувствовала необоримое отвращение к самым невинным воспоминаниям о ее пребывании в лагере разбойников. Она сухо, в общих словах обрисовала картину, заметно уклоняясь от описаний встреч с атаманом. Не стала объяснять, отчего порвана рубаха, зачем надела вновь разбойничий медальон. Страшная картина смерти Григория запечатала ей уста. Катя дрожала и заикалась, едва приближалась в рассказе к упоминанию о покойном...
- Не надобно мучить себя, - мягко проговорил Левушка, успокаивающе кладя теплую ладонь на ее ледяные руки. - Потом, в старости, окруженные взрослыми детьми и внуками, мы будем бестрепетно и со смехом вспоминать свои приключения. Расскажешь после...
Катя благодарно поцеловала его ладонь. Она уютно устроилась на его груди и снова задремала. Как спокойно и хорошо ей было теперь! Завтра они вернутся в свои дома, завтра закончатся их мытарства, но теперь им не страшно разлучаться. Кто знает, может быть, теперь, пережив страх за детей, их родители будут снисходительней смотреть на связавшее их чувство? Катя вспомнила историю Ромео и Юлии, детей враждебных семейств, смерть которых единственно примирила их родных. Впрочем, примирение Бронских и Денисьевых, отчего-то враждующих между собой, казалось уже возможным и накануне этих бурных событий...
Катя засыпала со счастливым чувством, во сне обнимая Левушку все крепче, отчего тот не мог уснуть. Мешали и боль от раны, и страшное волнение, не похожее ни на вожделение, ни на невинный трепет. Бронский спрашивал себя: "Ты спокоен, когда в твоих объятьях лежит предмет твоих грез и мечтаний?" Нет, это не спокойствие. Это счастливая уверенность, что он нашел философский камень или чашу Грааля, то есть, смысл своей жизни он держал в своих руках...
8.
Между тем Сергей Львович нетерпеливо ждал известий о разгроме разбойничьего логова и пленении Гришки Долинского. Он рвался участвовать в сражении, но офицер, возглавивший отряд, решительно воспротивился тому. Предводитель остался дома, в тягостном ожидании шли часы. Не было духовных сил заняться чем-либо полезным или необходимым. Сергей Львович дважды велел седлать Гаруна, чтобы мчаться на место действия, однако откладывал, передумав.
Первый гонец сообщил, что лагерь захвачен, но Гришку не нашли. Поздно вечером явился офицер, командовавший отрядом. Он и заночевал в имении Бронских. За ужином поведал о ходе боевых действий.
- Пленные были? - с волнением выспрашивал Сергей Львович. - Освободили кого-нибудь?
- Пять человек. Все солидного возраста. Не было там вашего сына, Сергей Львович, - будто винясь, заключил офицер.
- Благородных девиц не было ли? - продолжал Бронский с напускным спокойствием.
- Девиц было много, но все крестьянки да мещанки. Ни одной благородной, сударь.
Круг замкнулся. Бронский ничего не понимал. Надежды не оправдались. Побег? Или что значительно хуже?
- Что же делать? Где искать? - растерянно бормотал предводитель.
Офицер сочувственно пожимал плечами.
После ужина Сергей Львович вдруг собрался ехать в имение Денисьевых и велел закладывать коляску.
Распорядившись о ночлеге для гостя, предводитель отправился на конюшню. Тут ждало его неприятное известие: кучер пропал. Гаврила разводил руками:
- Надысь еще был, а тут - на тебе!
Раздосадованный помехой, Бронский велел посадить на козлы молодого парня из конюшни. Не до поисков пропавшего кучера ему теперь было. Отправились, когда било два часа ночи. Предводитель горько размышлял о том, что не знает более, где искать детей. Он не мог допустить мысли об их гибели. Скорее, скрылись в Петербурге, надобно только дождаться известий из столицы. Страшная усталость сковала его члены, утомленные глаза закрывались сами собой, мысли путались. Предводитель уснул, но неглубоко, некие прозрачные видения скользили по поверхности сна, проносились, сменялись другими. Лес, пестрота темных и солнечных пятен, иголки под ногами, поиски детей, избушка мельника, засада, которую сняли, едва прибыли войска.
Сергей Львович вздрогнул и открыл глаза как от толчка. Он высунулся из коляски и огляделся. Было довольно светло, и предводитель узнал окрестности. Приказал вознице:
- Сверни к мельнице!
Парень кивнул, однако испуганно перекрестился. Сергей Львович толком не знал, зачем он едет к избушке мельника. Подчиняясь некоему внутреннему велению, знаку ли, данному во сне? Впрочем, отклонение от пути времени займет немного, зато будет спокойнее. Бронский отчего-то напрягся в ожидании. Вот и избушка. Вид ее нежилой, заброшенный, но калитка закрыта, дверь затворена. Экипаж остановился, далее Сергей Львович пошел один. На всякий случай он прихватил дорожный пистолет, однако был уверен, что оружие не пригодится. Молодой возница, оставшись на козлах, испуганно озирался вокруг и поминутно крестился, шепча:
- Чур меня!
Между тем предводитель с осторожностью открыл дверь. Тихонько, едва скрипнув половицей, вошел в избушку, миновал небольшие сени, где висели пучки трав, громоздились корзины и глиняные горшки, отворил следующую дверь. Пошатнувшись, схватился за косяк, чтобы не упасть.
Взору его открылась трогательная картина: в углу на лавке, обнявшись, безмятежно спали беглецы. Первой мыслью предводителя было обрушиться на них с обвинением: все сходят с ума, а они милуются здесь, в заброшенной избушке. Однако радость от их обретения пересилила все остальное. Предводитель молча смотрел на спящих детей, смиряя взорвавшееся сердце. Приглядевшись, он рассмотрел болезненную бледность и худобу лица сына, темные пятна на его одежде, измученный вид обоих, странный наряд Кати. Нет, это не бегство, сделал заключение Сергей Львович. Видно, дети были в опасности, и только Бог ведает, что видели, пережили и чего смогли избежать...
Левушка первый открыл глаза. Он ничем не выдал радостного изумления при виде отца, боясь потревожить девушку, доверчиво прильнувшую к нему, лишь улыбнулся уголками рта. Сергей Львович отметил, что взгляд сына изменился, была в нем глубоко затаившаяся печаль. Однако и отец и сын смотрели друг на друга с радостью обретения.
Катя шевельнулась и открыла глаза. Поначалу она глянула на Левушку, и блаженная сонная улыбка осветила ее лицо. Левушка ответил ей нежным поцелуем в лоб. Только теперь Катя увидела в дверях Сергея Львовича Бронского. Она встрепенулась, соскочила с лавки, смущенно оправляя одежду и распустившуюся косу.
- Слава Богу, вы живы! - выговорил, наконец, предводитель, и голос его дрожал. - А теперь немедля в коляску, надобно тотчас лететь к Марье Алексеевне, она, мне кажется, больна!
9.
Марья Алексеевна плохо спала ночь. Впрочем, бессонница сделалась ее обычным уделом. А в эту ночь она никак не могла пережить разочарования, постигшего ее давеча. Вечером, сидя без движения у окна, Денисьева услышала звук приближающегося экипажа. Дама встрепенулась, тотчас вскочила и поспешила на крыльцо.
- Катя! Катя! - бормотала она.
К крыльцу подкатила знакомая коляска. На козлах сидел Сенька, а из коляски выбрался Норов Василий Федорович собственной персоной.
- А Катя? - жалко пролепетала Марья Алексеевна, уверенная, что дочь нашлась и сейчас выскочит ей навстречу из коляски.
- Я вижу, вы мне не рады! - проворчал Норов вместо приветствия и прошествовал в дом.
Тотчас и к чаю позвали. Марья Алексеевна лишь пригубила из чашки и поставила ее на блюдце. Ни к чему больше не прикоснулась, Молча смотрела в стол.
- И где же ваша Катя? - спросил Базиль, и не пытаясь изобразить сочувствие. - Должно быть, с младшим Бронским в Петербург ускакала? А я вас предупреждал, помнится. Да что уж, каков поп, таков и приход.