- Верно! - вдохновилась Катя. - Вы верно угадали.
- А я не отгадчица, мать моя! - урезонила ее Марья Власьевна. - Жизнь знаю, к людям с открытой душой, и они мне отвечают тем же. Не глазом смотрю, а сердцем.
И тут с Катей будто случилось что. Ей вдруг страсть как захотелось рассказать свою историю этой незнакомой даме, попросить ее совета. Кто знает, иной раз помощь приходит, откуда ее не ждешь... Девушка попросила выслушать ее и рассказала о своих приключениях, о своей любви, о кознях дяди, о бедственном положении юного Бронского. Ничего не утаила, как на исповеди. Марья Власьевна слушала внимательно, от времени до времени издавая возгласы:
- Ах ты, шельма! Ах, батюшки! Ах, греходей!
Да и Наташа слушала как завороженная, раскрыв рот, боясь упустить хоть словечко. В ее нынешней безмятежной жизни не было потрясений больших, нежели столкновение двух карет на мостовой или петергофского праздника в день тезоименитства государыни.
Катя рассказывала долго, сбиваясь, возвращаясь назад, забегая вперед, однако Марья Власьевна, кажется, все поняла.
- И ты приехала, девонька, искать правды у государыни? - подытожила она.
Катя кивнула, с надеждой глядя на собеседницу.
- Подать прошение? Добиться приема? - размышляла вслух Наташа.
- Это все волокита, успеют засудить! - тотчас отмела ее предположения Марья Власьевна.
Обратиться за поддержкой к самой государыне Катя решила, припомнив "Капитанскую дочку" Пушкина. Маша Миронова поехала в Петербург, чтобы добиться оправдания любимого Петруши Гринева. Ее примеру и последовала Катя Денисьева. Нынешняя государыня известна своей добротой и ласковостью. Однако героине Пушкина помогла судьба, столкнув ее с государыней в парке, а что поможет Кате? Как ей попасть ко двору, да еще суметь расположить к себе Александру Федоровну, чтобы та благосклонно ее выслушала?
- Эх. Не сезон нынче! - сетовала Марья Власьевна. - Двор в Петергофе, вся знать на островах...
Катя была полна решимости. Она вскочила:
- Я поеду в Петергоф!
- Сядь, егоза! - осадила ее Аргамакова. - Нетерпение в этом деле только помеха. Умеешь ли ты просить?
Катя озадаченно посмотрела на даму.
- Не люблю, но если понадобится... - она растерялась даже.
- Гордячек-то, мать моя, Бог не любит, - вздохнула Марья Власьевна. - А то и в Писании сказано: "Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам".
Она отставила чашку с недопитым чаем и поднялась из-за стола.
- Однако засиделась я. Проводи, Наташенька, поеду дальше. Завтра снова явлюсь, ждите непременно. Что-нибудь уж придумаю.
И она направилась к выходу, бросив в ридикюль горсть конфет со стола.
17.
Столбовая дворянка и истинная москвичка, Марья Власьевна принадлежала к синоду всемогущих московских тетушек, которые заправляли всеми семейными и государственными делами, создавали общественное мнение, сватали и мирили, составляли протекцию, словом, имели немалый вес в обществе.
В Петербург она прибыла по делам благотворительности, помимо того выполняла множество комиссий, порученных ей бесчисленными родственниками и знакомыми. С Наташей даму свела Нина Львова, бывшая фрейлина императрицы, ныне обвенчавшаяся с Мишелем Олениным и отбывшая за границу. Все это Кате поведала подруга тем же вечером, когда они, как в старину, шептались перед сном о самом заветном.
Наташа рассказала о первых шагах в свете, о незабываемом петергофском празднике 1 июля, в день тезоименитства Александры Федоровны. Она впервые увидела царственную чету. Наташу ослепил мужественный, исполненный магнетизма образ государя и глубоко запечатлелся в ее сердце. В тот день был торжественный прием представителей народа, купечества. Народу съехалось! Все дома были битком забиты, люди ночевали в каретах, колясках. Вечером был дан роскошный бал, а какие фейерверки! Неописуемо!
- А где же вы с мужем разместились? - полюбопытствовала Катя. - Неужто тоже в экипаже?
- Вообрази, благодаря Нине Львовой нам удалось устроиться во дворце! Нам отвели комнату, там ведь тоже все было битком! - Наташа даже разрумянилась от приятных воспоминаний. - А какие в Петергофе павильоны, парки, фонтаны! Я за всю жизнь столько красоты не видела.
Катя слушала подругу со снисходительной улыбкой, как слушают малое дитя. Тут вдруг Наташа спросила:
- Скажи, а этот Григорий красив был? Тебе его жаль?
Катя рассердилась:
- Помилуй, Наташа, что у тебя в голове? Я не хочу более вспоминать его! Господи, только бы выручить Левушку и поскорее все забыть, забыть! - Она закрыла глаза. - Иной раз мне кажется, что я больна, что не такая, как все, и это мешает мне жить, радоваться...
Марья Власьевна явилась, как и обещала, на другой день к утреннему чаю. Дама бесцеремонно вошла, прогнав лакея, покричала хозяйку.
- Долго спать изволишь, мать моя! - выговорила она после Наташе, хлопочущей о самоваре. - Каково мужу-то твоему с сонной тетерей?
Катя давно проснулась и с нетерпением ожидала визита Аргамаковой. Она тотчас выскочила в столовую, где уже устроилась у самовара почтенная гостья. Марью Власьевну не нужно было уговаривать испить чаю, она сама налила себе в чашку душистого напитка, угостилась и дорогими конфетами, и свежим калачом с маслом, и сладкими сухарями. Катя ожидала со стоическим терпением, когда же дама изволит им что-нибудь сообщить. Марья Власьевна, кажется, понимала ее состояние. Она допила одну чашку, налила себе другую и лукаво подмигнула нетерпеливой девице.
- Что, мать, извелась, небось? Ну, радуйся: кажется, я придумала...
- Что? Что? - тотчас набросились на нее измученные ожиданием подруги.
Аргамакова насладилась моментом, но долго испытывать их терпение не стала.
- Нынче великая княгиня Ольденбургская, Тереза Васильевна, устраивает благотворительную лотерею в пользу нашего Воспитательного дома (я за тем и приехала в Петербург), так вот, возьму тебя с собой, к лотерее пристрою, а после как Бог даст. Авось, удастся и представить тебя принцессе-то. - Она подумала немного. - Словом, покажешься в свете, дальше легче будет шагать.
"Нынче" Марьи Власьевны означало на третий день. Катя подумала, что, верно, не доживет до лотереи.
- Так ведь все на островах, двор в Петергофе, кто же будет жертвовать? - удивилась Наташа.
- Да, момент не вполне подходящий, - согласилась Аргамакова. - Так ведь мы лотерею устраиваем в Павловском вокзале, все и съедутся. Я уж и билетики разослала, а великая княгиня ко двору пошлет билеты.
Аргамакова стукнула чашкой по столу, довольная собственной придумкой. Катя размышляла, как скоро ей удастся приблизиться к цели, если подходить так издалека. Однако она понимала, что другого пути нет, и сам Бог послал ей ловкую и дельную Марью Власьевну.
- Теперь, душа моя, надобно тебя подготовить к выезду, - продолжала гореть московская барыня.
- Для чего? К чему подготовить?- тотчас ощетинилась мнительная Катя, подозревая нечто неблагопристойное.
- Одеть, как подобает, вот что! - рассмеялась Марья Власьевна. - А ты уж всполошилась!
- Это уж я сама, - решительно вмешалась Наташа. - К чему вам лишние хлопоты?
Тут Аргамакова возвысила голос:
- Вот уж, матушка, уволь! Мне везти в лотерею, мне и одевать! - И она хлопнула ладонью по столу.
- А на что же я? - пылко возразила Наташа. - Катя моя подруга, ко мне приехала...
Она вовсе не собиралась сдаваться.
- Стало быть, вместе едем! - приняла соломоново решение Аргамакова. - Сразу на Невский, в Английский магазин?
- Пожалуй, - согласилась Наташа.
Кате оставалось лишь подчиниться дружественному произволу разошедшихся женщин.
18.
Левушка томился в городском остроге, считая каждый час в ожидании, когда ему позволят свидание с Катей. Сергей Львович приезжал не однажды. Его впускали в любое время из уважения к его должности. Впрочем, порядки в остроге были провинциальные: то есть, не отличались строгостью, и это несколько расхолаживало юного Бронского. Он готовил себя к страданиям и лишениям, готовился стоически разделить судьбу несчастных декабристов где-нибудь в нерчинских рудниках. Юноша уверовал, что так ему назначено: невинно пострадать, спасая Катину честь. Цель благородная, в этом не было сомнения.