- Трясешься, егоза? Ничего! Первую песенку зардевшись спеть. Привыкнешь...
Оглядев Наташу, наряженную в тяжелое шелковое платье, почтенная дама сурово покачала головой.
- Ты, мать, на купчих, верно, насмотрелась? Ко двору, почитай, едешь, а там принят самый что ни есть аристократический тон. Смекай!
Наташа до слез покраснела:
- Это парижское, по последней моде, - пролепетала она.
- Стало быть, у нас своя мода! - Марья Власьевна была непреклонна. - Тебя надули магазинщики, с них станется. Меня слушай! Я, хоть и стара, а в этих делах разумею. Показывай, что у тебя еще есть!
Переворошив весь гардероб молодой хозяйки, Аргамакова остановилась на чудесном платьице из светлого ситца с искусственной веткой репейника у лифа. Она велела Наташе примерить, и, когда та облачилась, всплеснула руками:
- Что я говорила? Глядите!
Наташа подошла к зеркалу и придирчиво осмотрела себя. Однако тотчас рассмеялась довольная:
- А я-то полагала его простоватым, деревенским!
- Аристократический тон, матушка, и есть строгая простота да изысканная скромность! - назидательно подняла палец Марья Власьевна, но тотчас улыбнулась: - Ты и помолодела-то, душа моя.
- Верно, - кивнула Катя, любуясь подругой. - Вовсе девочка.
- И бриллиантов навесила лишку, - добавила критически неуемная Марья Власьевна, и Наташа еще раз с сомнением осмотрела себя в зеркале. Нехотя сняла подвески, оставив серьги и фермуар.
Теперь все были довольны. Аргамакова спохватилась:
- Поторопитесь, поторопитесь-ка, сударыни! Кабы не опоздать на шестичасовой поезд.
- Мы едем железной дорогой? - удивилась Наташа. - Для чего?
Марья Власьевна вдруг смутилась, и лицо ее обрело детское выражение:
- А хочется проехаться: ни разу чуда этого не видела... Да и быстрее будет!
Подруги переглянулись, улыбаясь, и не стали возражать.
21.
Катя тоже не видела этого чуда и с любопытством озиралась кругом.
- Мы не испачкаемся? - с сомнением покосилась она на паровоз, за которым змеилась цепь из двенадцати вагончиков.
Устроились в закрытом вагоне, чтобы прятаться от сажи и пыли, однако окна оставались открытыми. Поезд пестрел нарядными платьями дам, их кружевными зонтиками, косынками, яркими галстуками щеголеватых молодых людей. Среди путешествующих было много отцов семейств с женами и детьми, знатных семейств. Все ехали, верно, в Павловск на благотворительную лотерею.
Марья Власьевна устроилась возле окна и с восторгом следила за убегающими пейзажами, словно ничего подобного в жизни не видела. Наташа поглядывала на обеих спутниц с мягкой улыбкой.
Катя страшилась предстоящего, боялась все испортить и не достичь цели. Даже экзотическое путешествие не занимало ее. В другое время она бы насладилась им вполне, да кабы еще Левушка был рядом. Она представила его сидящим напротив, на мягкой скамье, с восторгом озирающим нарядную Катю. О, как нужен был ей теперь ласковый, заботливый взгляд любимого друга! "Только бы спасти его, только бы спасти, - твердила она про себя, как молитву, - иначе ..."
Катя силилась не думать о неудаче и отгоняла от себя страшные видения: Сибирь, рудники, больной, изнеможенный, рано постаревший Бронский. Если еще выживет... Разлука надолго, а то и навсегда!
- Что ты, Катя? - с тревогой окликнула ее подруга.
- Ах, нет, - силясь справиться со слезами, качнула головой Катя. - Подумалось мне...
- Ты поможешь ему, Марья Власьевна поможет, - шепнула Наташа ей на ухо. - Вообрази, ее знает сам государь и с почтением к ней относится! Она непременно поможет!
Миновали Царское Село, оставив часть публики на платформе, а вскоре прибыли в Павловск. Марья Власьевна повела спутниц в вокзал, где все было устроено для благотворительного вечера.
Там их встретил распорядитель, который сообщил Аргамаковой:
- Государь не приедет, но прислал купить билетов на четыреста рублей, и государыня на триста.
Марью Власьевну тотчас вовлекли, закрутили, умчали, и подруги остались одни. Впрочем, Наташа не потерялась. Она отыскала светских знакомых, представила им Катю. Бедняжке казалось, что все глаза устремлены на нее. Оно и верно: появление нового лица произвело некоторое волнение в нарядной толпе. Лорнеты молодых щеголей нацелились в ее сторону. Дамы придирчиво оглядывали Катин наряд, однако ни слова не было сказано вслух.
В зале, куда ввела их Марья Власьевна, были устроены увитые плющом и лентами киоски, в которых кипела торговля. Светская знать за баснословные деньги покупала у хорошеньких девиц всякие милые безделушки.
- Матушка, случай! - откуда ни возьмись вынырнула Марья Власьевна. - Вон в том киоске не хватает барышни, ступай поскорее туда!
- Да как же, я не умею... - пролепетала было Катя, но почтенная дама пихнула ее в бок.
- Поживее, мать моя! Счастья своего не ведаешь!
Она схватила Катю за руку и поволокла к пустому киоску. Девушка не успела опомниться, как ее окружила светская молодежь с просьбами продать статуэтку Тальони или Наполеона, пудреницу или зеркальце. Поневоле Катя взялась предлагать свой товар и принимать деньги, складывая их в специальный закрытый ящик с прорезью.
Она учтиво отвечала на комплименты, улыбалась чуть смущенно и была по обыкновению своему тиха и проста, что тотчас оценила публика. Даже смуглость ее загорелого лица и рук, контрастирующая с обыкновенной бледностью других барышень, была отмечена как оригинальная подробность.
Из соседнего киоска выглядывала хорошенькая темноволосая головка. Катя улыбнулась ей, однако молодая особа с бриллиантовым шифром не ответила, лишь пристально посмотрела на соседку. Все ее покупатели перебежали к Кате из любопытства.
- Наша прелестная графиня Забельская не в духе, - усмехнулся высокий белокурый конногвардеец, занявший возле Катиного киоска удобную позицию.
Девушка вздрогнула при этом имени и, в свою очередь, изучающе взглянула на соперницу.
- Есть от чего прийти в дурное расположение духа, - ответил конногвардейцу один из светских щеголей. - Графиня не выносит соперничества. Шеншин, она вам не простит измены!
Князь покрутил ус, поглядывая на Катю, и проговорил нарочито громко:
- "Я никогда не делался рабом любимой женщины..."
Катя поняла, что он произнес фразу из модного романа. Девице самой впору было прийти в дурное расположение духа: перед ней предстали участники Левушкиной драмы, более того - ненавистная соперница. Однако придаваться чувствам вовсе не ко времени: ее теребили со всех сторон, требуя продать то или другое. Шеншин все не отходил от киоска, графиня же кусала губы и метала гневные взоры в его сторону. Катя невольно наслаждалась положением незримого разведчика в стане врага: она знает, кто эти люди, а они пока нет.
Когда подвели итог торговли, оказалось, что Катин киоск принес дохода больше других. И тут ей достался от графини холодный угрожающий взгляд. Впрочем, она блестяще владела собой. На лице Долли возникла учтивая улыбка - к ней приближалась дама европейской наружности, с величественной осанкой, одетая изысканно и со вкусом. Тончайшей выделки бриллианты блестели в ее ушах, в волосах сверкала прекрасная диадема.
- Ваши старания, дорогая графиня, несомненно принесут пользу московским вдовам и сиротам, - проговорила дама с некоторой европейской неправильностью речи.
Графиня присела в низком поклоне. И тут дама обратилась к Кате с благосклонной улыбкой.
- А вот и наша победительница. Кто вы, дитя мое? Расскажите же о себе.
Катя беспомощно огляделась вокруг. Как назло, Марья Власьевна куда-то опять пропала. Между тем блистательная дама взяла растерянную девицу за руку и привела в уютный диванный уголок, устроенный в ложе другой залы со множеством кресел и большой сценой.
Катя понимала, что перед ней влиятельная дама высшего света, приближенная ко двору. Молодая аристократка располагала к себе, к тому же она находилась в интересном положении, что придавало ее холодноватому облику нечто домашнее, уютное.