Глаза Технического Редактора полыхают, двухцветная шевелюра грозно шевелится.
— Очень, — говорю. — Главное — добавить: Дети! Не обручайтесь прабабкиными бриллиантами. А то всё-таки придётся обсуждать деликатную тему со взрослыми.
— Да, это очень важно, — Медведь остывает и приобретает свой обычный вид. — Теперь добавь тему: «Безнадёжная любовь. Что делать?»
Я молчу.
— Ну? — напирает Медведь.
— А что делать? — спрашиваю. — Ты что, можешь сказать, что делать в таких случаях?
— А это твоя, между прочим, работа: рассказывать, показывать, советовать. Вот и советуй.
И с этими словами моя коллега возвращается за свой компьютер. Она страшно занята: делает обложку очередного номера.
А я мучаюсь. Пью в ужасающих количествах кофе и хожу из угла в угол. Пока не вспоминаю одну историю.
— …И что? — спрашивает внимательно слушавший Медведь.
— И тогда я решила, что жить больше незачем.
— Ну, и я так же думала.
— А что ты сделала?
— Да ничего. Что тут можно сделать? Пережила. Отревела.
— Гм. А я вот излечилась. Не поверишь — за один вечер.
— …?
— Ну, то есть, сначала я решила, что жить больше незачем. Даже рылась в родительской аптечке.
— Могу себе представить. Аспирин, активированный уголь, слабительное, смешать, но не взбалтывать?
— Что-то вроде. Там ещё хлористый кальций был. Помнишь?
— Спрашиваешь!
— Горький!
— Солёный!
— Едкий! От него дым из горла, по-моему.
— Ну, не преувеличивай. Обычная страшная гадость общеукрепляющего действия. Умереть от него нельзя. Но вот пытать им можно!
Некоторое время стоит тишина. Пытка хлористым кальцием — интересная мысль.
— А по вкусу можно подумать, что и смерть не за горами, — продолжаю. — Но перед тем, как свести счёты с жизнью я решила позвонить. Ему.
— Позвонила?
— Да.
— А Он что?
— А Он, знаешь, взял трубку — а сам жуёт. Громко так жуёт. Я растерялась и спрашиваю: «Что ты ешь?» Он говорит: «Яичницу». Голос довольный такой. Представляешь? Я на краю могилы, а он яичницу лопает, да ещё и есть прилично не приучен — чавкает, как поросятина! Тут мне как-то и полегчало.
«Врун несчастный»
— Га-га-га! — веселится Медведь, увидев такое название темы. — Ха-ха! Хи-хи-! Ху-ху! Ой!
И лезет за платком вытереть выступившие слезы.
— Лена Фёдоровна! — восклицает она. — Борец за правду! Честная мать! Посмотри мне в глаза и скажи, что никогда не врала.
— Ещё чего.
— Ты никогда не врала своему ребёнку?
— Молчи, ведьма. Я старалась.
— Знаем мы, как вы старались. Сами такие же. Ну, и что ты теперь писать собираешься?
Я молчу. Думаю.
— Ты, — продолжает Медведь, — думаешь, твой сын не слышит, как ты плетёшь своей маме, что ела её варенье и пила её лекарство?
— Э, — говорю. — Гм. Ну, я же не виновата, что не люблю варенье. И лекарство сомнительное. А она от всего сердца!
— Или ты веришь, что Саша впадает в гипнотическое состояние, когда ты врёшь по телефону о том, что застряла в пробке, а сама проспала? И ты вот этими руками собралась писать, что врать — плохо?
— А ты предлагаешь вот этими руками написать, что врать — хорошо?
Медведь молчит. Думает.
— Ну, излагай, — говорит.
Я прокашливаюсь. Отодвигаю чашку с кофе, чтобы не мешала.
— Гм, — говорю. — С чего бы начать?
— С середины, дорогая. Лучше всего начинать с середины.
— Тогда очень просто. Меня заставили написать страшную клятву: «Мама и папа! Я больше никогда не буду обманывать». Я чуть с ума не сошла.
— Как я понимаю твоих родителей.
— Предательница.
— Да ты что. Давай, давай свою правду.
— Да ничего особенного. Я врала, что сдала деньги на экскурсию, когда на самом деле купила на них крысу. Что не прогуливала, а была в музее, когда на самом деле рассказала подробности о выставке, глядя на афишу. Что пила чай с девушкой Кариной, когда на самом деле бродила по крышам с юношей Дмитрием. Что у нас первым уроком классный час, и на него ехать необязательно, когда на самом деле у нас алгебра и по ней как раз контрольная…
Думаю ещё немного и прибавляю:
— Чёрт возьми, всё всегда оканчивалось катастрофой!
— Потому что очень тяжело помнить всё сразу: кому, про что и когда наврано, — пожимает плечами Медведь. — Коллега, провал в таких случаях неизбежен.
Я говорю: «Отлично, так и надо написать», и пишу. И тут внезапно: