Итак — отбор. Отбор стихов для перевода, это тоже ведь способ самовыражения, точно так же, как чтение чужих стихов на каком-нибудь вечере и в застолье. Одно дело, когда человек в застолье, в компании будет читать (ну, скажем, для большего контраста) Демьяна Бедного, а другое дело — Александра Блока, Ахматову, Есенина. Это вопрос не только литературного вкуса, но и лиричности, склонности к философии, патриотизма, гражданского темперамента, революционной прямолинейности, пристрастия к тем или иным эстетическим ценностям и т. д., и т. п. Короче говоря — это вопрос личности. А где личность, там и имя. Личность объединяет стихи разных поэтов, так сказать, под одной крышей даже путем простого отбора, а тем более путем художественного (а в нашем рассматриваемом случае — высокохудожественного) перевода. Известно, что Антокольский — мастер стиха с самой заглавной буквы.
Конечно, Антокольский пристрастен. За небольшими исключениями (Бодлер, Аполлинер) в томе собрана громадная политическая, революционная поэзия. Подобно тому, как магнит из кучи металлических опилок притягивает к себе только железные, оставляя на листе бумаги медные, алюминиевые, серебряные и даже золотые, так и Павел Антокольский вобрал в свою орбиту, переводя поэтов Франции, все, что касалось французских революций и баррикад. Даже лексически самые разные по существу, и по времени поэты оказываются очень близкими. Это переводчик соединил их накрепко в одну боевую родственную обойму.
Полистаем и взглянем.
Дрожи, тиран! И ты, предатель,
Переползавший рубежи,
Ты, подлых замыслов создатель,
Перед расплатою дрожи!
К оружью, граждане, вас батальон зовет!
Вперед! Пускай земля кровищу гадов пьет.
Руже де Лиль
К оружью! На Бастилию! Отмщенье!
В бой, буржуа! Ремесленники, в бой!
Марш-марш вперед! Все будет нашим.
Нам — набережные, Лувр, Отель де Виль.
Войдем мы к вам, подразним вас, попляшем
Там, где сияла в позолотах гниль.
Жан-Пьер Беранже
Лишь молодость несли они тебе в подарок,
Крича: «Свобода! Смерть тиранам! Победим…»
Дворцовой оргии беспечные обжоры,
Рты распорол вам смех, вино туманит взоры.
Мерзавцы! Их покой во Франции не вечен!
Защелкает мой бич по спинам человечьим…
Ну что же, мошенники, кретины и громилы!
Не мешкая, к столу! Вас подлость истомила.
Пора вставать! Настало завтра!
Бушует полая вода.
Плевать на их картечь и ядра!
Довольно, граждане, стыда!
Встать на хозяина и челядь! Побороть их!
И эти кулаки, свой правый суд творя,
Сшибали королей, сшибут прислугу быстро.
Что стоит расшатать ступени их чертог,
Колонны сдвинутся, и разом рухнет он.
Виктор Гюго
Вновь зорю протрубил год девяносто третий.
Воззвал к республике, к любимице столетий
Париж, — и выблевал на свалку, разъярясь,
Бонапартийский блеск и вековую мразь.
Эжен Потье
Нет! С мерзкой стариной произведен расчет!
Народ — не стая шлюх. Не прихоть нас влечет
Срыть и развеять в прах Бастилию в мгновенье.
Меж тем как рыжая харкотина орудий
Вновь низвергается с бездонной вышины…
Укройте мертвые дворцы в цветочных купах,
Бывалая заря вам вымоет зрачки.
Как отупели вы, копаясь в наших трупах,
Вы, стадо рыжее, солдаты и шпики!
Принюхайтесь к вину,
к весенней течке сучьей!
И мщенье? — Ничто!.. Ну, а если хотим
Мы этого? Гибните, принцы, купцы,
История, кодексы права, дворцы!
Кровь! Кровь! Ибо голод наш не насытим.
Все силы на мщенье! Террор начался…