Художник подошёл к стене класса, постоял возле неё в тишине, как бы готовясь к торжественному действию, подумал и начал рисовать.
Если вы у себя в классе нарисуете лошадку мелом на доске, она будет на ней красоваться до тех пор, пока её не сотрут влажной тряпкой. Но в классе Волшебной школы сама лошадка вдруг отделилась от стенки!
Будто её не рисовали, а принесли в класс прямо из магазина и поставили на полу. Нарядную качалку-лошадку.
Ребята ахнули. Они впервые увидели такое чудо.
— Первая лошадка — Настеньке, — сказал учитель Самоделкин.
— А я нарисую для всех! — и Карандаш быстро нарисовал ещё двух деревянных лошадок.
Не прошло и пяти минут, как все ребята сидели на своих необыкновенных партах: каждая в четыре ножки, с хвостиком да ещё с ремешком-уздечкой. Ребята качаются на них, как настоящие всадники. Урок продолжается.
— Это всё-таки ошибка воспитания, — ворчал себе под нос мастер Самоделкин. — Лучше обыкновенный табурет сделать своими руками.
Но ворчал он просто так, по привычке. Ребята сияли от восторга, и Самоделкин в глубине души радовался этому. Вы не знаете, какая большая радость, когда вдруг нарисованные лошадки становятся игрушками.
— А теперь надо приготовить стол для учителя.
— Не надо! Не надо! — зашумели ребята.
— Как не надо? — опешил художник — А где же я буду сидеть и ставить вам отметки?
— Я придумал! На кораблике надо сидеть, — как ни в чём не бывало сказал Чижик.
— Хм! — произнёс Карандаш.
Он подошёл к стенке и начал рисовать.
Это был совсем как настоящий пароход, но только сухопутный, пароход на резиновых колёсах, чтобы двигаться по всему классу. На мачте парохода висел звонок с длинной верёвкой. Под ним появился капитанский мостик с медными сверкающими поручнями, а рядом — белая пароходная труба.
Весь класс дружно захлопал в ладоши, смеясь от удивления. Самоделкин подошёл, слегка подвинул пароход, осмотрел его.
— Коробка, пустая коробка, и никакого механизма, — с хорошим знанием дела, но так, чтобы его никто не слышал, проворчал Самоделкин. — Пойду лучше приготовлю все для большой перемены.
— Вот как появляются оживающие рисунки! — между тем говорил Карандаш, любуясь новым пароходом.
— Неоживающие! — перебила Настенька. — Они совсем не оживающие.
— То есть как? — не понял учитель.
— Они ещё не бегают, и не скачут, и не смеются. Они совсем не оживающие.
— В самом деле, — согласился Карандаш. — Это неодушевлённые предметы. Вы хотите, чтобы я нарисовал что-нибудь живое?
— Хотим! — закричали малыши.
— А можно, я нарисую? У меня дома очень хорошо получалось, — попросил Чижик.
— Живая картинка у тебя пока не выйдет, — улыбнулся художник, — но я дам тебе что-нибудь раскрасить и посмотрю, как ты это умеешь. А теперь я должен подумать, кого же нарисовать.
— Кусачее-бодучее? — сказал Прутик и поглядел на девочку.
— Ой, не надо кусачее, — пискнула девочка.
— Собаку овчарку, — попросил Чижик.
— Серого козлика, бабушку и волка, — засмеялся Прутик, поглядывая на девочку.
— Что вы, что вы?! — замахал руками Карандаш. — Не все сразу, потерпите.
— Козу!
— Кота!
— Собаку! — выкрикивали ребята.
— Попугая! — добавил Прутик. — Учёного попугая!
— Хорошо, хорошо! Нарисуем всех вместе.
Художник подошёл к стене и, посмеиваясь про себя, стал рисовать. Собаку он в один миг нарисовал, потому что собака была нераскрашенная. А нераскрашенная, она просто не могла сойти со стены, потому что была не-дорисована.