У нас с Чарли тоже все хорошо. Он — замечательный, самый лучший. В этом году ему исполнилось сорок. Даже не знаю, что меня поражает больше: что мне самому уже тридцать или что у меня есть бойфренд, которому сорок. К этому надо было привыкнуть. И к бойфренду, и к сорока. Вы, кстати, заметили отсутствие «вроде как» перед «бойфрендом»? Я всегда знал, что Чарли — потрясающий человек, но теперь, когда мы живем вместе, я влюбился в него еще больше. Пару месяцев назад, когда мы обсуждали все, что случилось за этот год, он сказал:
— Томми, ты волевой человек. По-настоящему сильный.
— Я знаю. Ты, кстати, тоже.
— Правда? — спросил он. И я сказал:
— Правда. Ты сильный и очень упорный. Тебе хватило терпения подождать. И мы теперь вместе.
— Значит, оно того стоило. — Он улыбнулся.
— Да, — сказал я и понял, что это правда.
Что случилось и как все было...
Даже не знаю, с чего начать.
В общем, Индия сделала аборт. Пока меня трясло и ломало на обратном пути в самолете, Индия поехала в шикарную клинику на Харли-стрит и избавилась от Томми-младшего, «прервав нежелательную беременность», как это принято называть. Вечером она позвонила мне на мобильный. Я как раз лежал в ванне с очищающей маской от Марио Бадеску на лице. Как вы понимаете, не самое подходящее время для таких новостей. Собственно, для таких новостей всякое время — неподходящее, тем более если никто с тобой не посоветовался, а просто поставил тебя в известность. И все же представьте картину: человек лежит в ванне, голый, мокрый, уставший, практически полумертвый, лицо густо намазано косметической глиной против прыщей (появившихся в результате чрезмерного употребления наркотических препаратов) — и вдруг ему сообщают ТАКОЕ.
Мы с ней встретились на следующий день, как договаривались. Только теперь эта встреча, которую я ждал с таким нетерпением, предстала совсем в ином свете. Мы оба были подавлены, оба выглядели паршиво после своих персональных проверок на прочность, но прежде, чем Индия успела хоть что-то сказать, я начал первым:
— Я все понимаю. Ты все правильно сделала. Он появился не вовремя, этот ребенок. И ты приняла правильное решение. Растить ребенка самой — это трудно, ты бы не справилась одна, и ты знала, что мы все равно бы не смогли быть вместе, даже если бы ребенок родился, так что ты правильно сделала. Очень правильно. Я все понимаю. Меня, конечно, задело, что меня не поставили в известность. Хотя, с другой стороны, может быть, так даже лучше. Хорошо, что ты мне ничего не сказала. Потому что я стал бы тебя отговаривать, а это было бы неправильно и нечестно. По отношению к тебе.
— А к тебе? — спросила она, удивленная моим спокойствием и рассудительностью. Но теперь, как мы помним, Томми был не мальчиком, но мужем.
— Мне бы хотелось ребенка. Я забрал бы его себе. Только ты бы не отдала. Ты бы не отдала своего ребенка, правильно?
— Да, — тихо сказала она. — И поэтому я...
— Я все понимаю, не переживай. Все будет хорошо. Ты обязательно кого-нибудь встретишь, и опять забеременеешь, и у вас с ним родится ребенок, и все будет правильно. Так, как надо. А со мной это неправильно. Потому что нам всем будет плохо. А ребенку не должно быть плохо. И тебе не должно быть плохо. Никому не должно быть плохо.
— Спасибо, Томми. Я даже не думала, что ты такой... такой чуткий и все понимаешь. Я улыбнулся.
— Просто я знаю, что это такое, когда ты хочешь ребенка, но все складывается не так, как надо.
Я заплакал, когда она мне сказала. Слезы текли по щекам, прорезая дорожки в очищающей маске, и капали в ванну. Да, я расплакался. Но не от ярости. Мне не хотелось ребенка от Индии. Если бы он появился, всем было бы плохо. В том числе и самому ребенку. А это неправильно. Я плакал от безысходности и бессилия, потому что я очень хочу своего ребенка, но не так и не с тем человеком... все должно быть по-другому... а вот получится ли по-другому, этого я не знал. Да, я почти стал отцом. Но мечта о ребенке так и не осуществилась. И дело даже не в том, что Индия сделала аборт. Я ее не винил. Я знал, что она тоже хочет ребенка. Но, опять же, не так и не с тем человеком. Да и с чего бы ей вдруг захотелось рожать от меня?! Да, когда-то у нас что-то было, а потом мы разошлись и не собирались сходиться снова. Но даже если бы мы и сошлись, это было бы мучительно для нас обоих, потому что люди должны быть вместе только тогда, когда они просто не мыслят себя друг без друга, а все остальные причины — они неправильные. И какие еще оставались альтернативы? Она станет матерью-одиночкой, а я выступлю в роли приходящего папы или, что вероятнее, чудаковатого дядюшки с большим приветом, и мы будем вечно ругаться по поводу моих прав на ребенка, и я буду мешать ей своим присутствием и ревновать, потому что у нее наверняка появится другой мужчина, а мне это будет не очень приятно, и Индии тоже будет неприятно, что я подвергаю опасности ее отношения с этим мужчиной, который, конечно же, появится, а как же иначе? Я не злился на Индию. Я понимал, почему она сделала то, что сделала. Да, она тоже хочет ребенка. Но в данном случае она поступила как надо. Это было единственно правильное решение.
Больше мы с Индией не виделись. Даже если бы она не уехала из Лондона, я все равно бы не стал с ней встречаться. Потому что ни к чему хорошему это не приведет. Это вредно для нас обоих. Как бы там ни было, она переехала в Лос-Анджелес, к своему новому бойфренду. Он возглавляет какую-то кинокомпанию, я не помню. И, разумеется, Индия теперь снимается в кино.
Буквально на следующий день мыс Бобби и Сейди пошли смотреть новую квартиру. Мы очень надеялись, что она нам понравится. Это была одна из немногих квартир в том районе, где нам хотелось бы жить, которая подходила нам по деньгам. Время не то чтобы совсем поджимало, но и тянуть тоже было нельзя, и пока меня не было две недели, Бобби с Сейди активно искали жилье. Судя по рекомендации риэлторши, это была замечательная квартира. О какой можно только мечтать. «Кое-что надо доделать, но в общем и целом все очень пристойно», — радостно объявила она и, разумеется, даже не покраснела. Они это умеют, риэлторы. Врать и не краснеть. Их этому учат специально, на семинарах по профподготовке. На самом деле это была не квартира, а тихий ужас. Представьте себе засранный унитаз, куда нырял Эван Макгрегор в «Трейнспоттинге»*, только размером с четырехкомнатную квартиру, и вы получите слабое представление о том, что творилось в этом «пристойном» жилище.
* «Trainspotting» — фильм, снятый по одноименному роману Ирвина Уэлша.
Сейди расплакалась. Бобби выглянул в мутное от жира и грязи окно на кухне и обреченно сказал:
— Дальний пригород. Я так и думал. Я уже чувствую, как они надвигаются. Энфилд, Степни, Пендж. У кого-нибудь есть пистолет? Пристрелите меня прямо сейчас.
И тут я сорвался и пнул ногой стену. В последний раз я пинал стены ногами полтора года назад. В лифте, когда уходил от Индии в Ночь Гая Фокса.
— БЛЯДЬ! — кричал я. — Блядь, блядь, блядь! Сейди тут же перестала плакать. Бобби оторвался от
созерцания грязных разводов на мутном стекле и повернулся ко мне. Все мрачные мысли о дальних пригородах рассеялись вмиг.
— Почему все так сложно?! Почему не бывает наоборот?!
— Томми, ты не расстраивайся. Мы найдем другую квартиру. — Сейди медленно подошла ко мне, вытянув руки перед собой, как будто я был диким зверем, который может в любое мгновение наброситься и покусать. — Не надо так убиваться. Я все понимаю... трансатлантический перелет, сбой биоритмов...