Юзик напрасно обыскал все уголки пытаясь найти Генрика, пока тот сам не выскочил из за какой-то декорации.
— Идем к маме.
— Сейчас иду. Одну минутку.
В Москве или Берлине в программы надо было включать действительно ценные произведения, но и там их не могло быть слишком много. Кассу наполняли посредственные слушатели. Если во время предварительной продажи все билеты раскупались, импрессарио бывал чрезвычайно доволен. Генрик учился практицизму такого рода, ибо знал, что успех зависит от прозаических вещей. Импрессарио любил если в Петербурге Венявский исполнял произведение, посвященное Николаю I, а в Берлине — прусскому королю.
Перед концертом в Гааге объявлялось, что Венявский играл в королевском дворце и что король Вильгельм наградил его орденом «Дубовой короны».
В Берлине, благодаря посвящению произведения Генека прусскому королю, в течение месяца удалось дать шестнадцать концертов с полными сборами, а в Голландии за сезон, виртуоз дал 45 концертов: в Утрехте, Амстердаме, Роттердаме, Лейдене к Гааге. Деньги получала пани Регина. Было их достаточно и у Генека. Не успели оглянуться, как он превратился в салонного щеголя. Он умел быть любезным и свысока относился к практическим делам. Деньги приходили легко и он легко и бездумно их расходовал. Его приглашали в лучшие дома. Он следил за тем, чтобы нравиться людям, чтобы быть интересным. Нередко садился за столик испытать счастье в карточной игре. Он стал частым посетителем казино и игорных домов. Приходил, ставил на красное или черное, но подолгу не задерживался. Если удавалось выиграть, повторял ставку, но не больше. Эта его черта скоро стала известна всем. Сплетни на тему о его карточных успехах помогали рекламировать концерты. Говорили, что он не раз срывал банк. Но не это делало его популярным, а женщины. Особенно в Германии и в России. Здесь уже не танцовщицы из кордебалета, а княгини, баронессы, графини занимали первые ряды кресел, пренебрегая вездесущей сплетней.
Они появлялись на всех его концертах, ездили за ним из города в город только лишь затем, чтобы полюбоваться стройным, гибким, молодым скрипачем-волшебником. Когда Юзик подрос, положение стало совершенно невыносимым; он становился как бы тенью брата.
Мама даже его просила, чтобы он обращал внимание на поведения Генека, но тот умел подсунуть Юзику поклонницу, а сам пользовался полной свободой. Много огорчений доставила Юзику и пресса.
Ведь он был прекрасным пианистом и хорошо играл, а в рецензиях ему отводили роль аккомпаниатора. Поэтому гонорар распределялся не поровну. Медленно нарастали недоразумения. Предотвратить их не могла даже мама, которая все еще заботилась о сыновьях.
В Варшаве идет снег. Декабрьское утро. На Театральной площади — толпы людей. Генек, одетый в хорошо сшитую бекешу, с бараньей шапкой на голове, прохаживается под арками театра и посматривает на дверь, откуда должна выйти вчерашняя знакомая. Он полагал, что она выйдет через дверь, ведущую в помещение дирекции, а она в обществе еще двух девушек вышла со стороны дворца Бланка. Генек делает вид, что ее не замечает. Он не хочет лишних свидетелей, но танцовщица прощается со спутницами и направляется к нему. Ее подруги не хотели верить, что она идет на свидание со вчерашним волшебником-скрипачем. Теперь — сомнений нет.
— Ты замерз? — говорит она громко, как бы желая, чтобы все видели и слышали.
— Почему я должен был замерзнуть?
— Ты холодно со мной здороваешься.
— Театральная площадь, люди, сплетни.
— А может быть я тебе сегодня не нравлюсь?
— Так поцелуй меня, чтобы не было сомнений, — быстро говорит Генек.
Танцовщица, привыкшая к театральным играм, бросается ему на шею и целует, будто встретила родственника.
— Куда же мы пойдем?
— Куда хочешь.
— Идем ко мне.
— К тебе? Хорошо. Может быть, позвать извозчика?
— Зачем, — я живу на Пивной улице, здесь рядом.
Они идут узким тротуаром не видя людей. Генек взял танцовщицу под руку, смотрит на ее профиль. Блондинка, прямой, тонкий и нежный носик, ясные глазки. Одета в пальто из толстого, пушистого сукна, на шее котиковый воротник, на голове целое сооружение… Красивая девушка.
— Иду к тебе, а не знаю, как меня встретят?
— Я снимаю комнатку у одной старушки. Нам никто не помешает.
— Никто? Даже канарейка? — шутит юноша.
— Канарейка? Откуда ты знаешь, что у меня канарейка?
Они поднялись на третий этаж, по темной лестнице. Комната с кухней, маленькая прихожая и мрачная ниша, что-то вроде алькова. Комнатку занимает танцовщица. Обстановка шаблонная: старая пальма, скромная койка, несколько кресел, полированный шкаф и бидермееровский диван с голубой подушкой. На стенах олеографии.
Генек хотел раздеться в прихожей, но танцовщица втянула его в свой уголок. За окном по доске бродили голуби и громко ворковали. Гость повесил бекешу на дверях, рядом с салопом хозяйки.
В комнате было тепло.
— Садись, будь гостем, — пригласила девушка.
Генек сел и… не знал, что дальше делать. Находясь в четырех стенах наедине с девушкой, он потерял отвагу. В этом положении он не очень умел вести свободную беседу.
— Как тебя зовут? Лили?
— Броня… Лили — это театр. — Ты давно работаешь в театре?
— Примадонной я сделалась недавно, — ответила девушка с гордостью.
— У тебя есть родители?
— Есть. Только нас восемь человек и дома нет места… Впрочем родители живут далеко на Охоте.
— А чем занимается твой отец?
— Ну, зачем тебе это знать. Все спрашиваешь и опрашиваешь. Я тебе не нравлюсь?
— Нравишься. Ты такая красивая.
— Что ты знаешь о моей красоте. Ведь ты меня не видел в трико…
— Так покажись. Никто не мешает.
— Приходи в театр, когда я буду танцевать, там меня увидишь.
— Я не знал, что ты такая скупая. О, я вижу у тебя книги.
— Да, я люблю читать. Я очень хотела бы учиться!
Генек недоверчиво слушает и удивленно смотрит.
— Зачем ты меня сюда привела?
— Потому, что ты мне очень нравишься и играешь замечательно. Но… подожди — сейчас мы напьемся кофе со свежими булочками.
— Я думал ты дашь мне чего нибудь покрепче.
— Ты мне нравишься и без вина.
Молодая хозяйка быстро выбежала из комнаты и принесла на подносе угощение.
— Сколько тебе лет?
— Я старше тебя, Генек. Я танцовщица, а это прибавляет годы. Пожалуйста, попробуй мой кофе и расскажи мне о Париже, о Петербурге, Брюсселе, о больших городах, театрах, интересных людях…
— Я предпочитал бы не говорить, а прижаться к тебе.
— За кулисами уже несколько дней во время репетиции о твоих талантах много говорят певцы, музыканты, режиссеры, журналисты. Я так хотела с тобой познакомиться. Когда я тебе увидела и услышала, мне показалось, что ты воплощение моей мечты. Я влюбилась в тебя.
— Пока я этого не замечаю.
— А я говорю совершенно серьезно. Я бы хотела быть с тобой всегда.
— Но я же в Варшаве временно, — вырвалось у Генека, — у меня договоры на концерты в России и заграницей.
— Вот именно, мечты никогда не сбываются.
— А мои сбываются. Я всегда достигаю того, чего хочу.
— Вот как, в таком случае я буду твоим первым неисполненным желанием.
— Так ты для этого меня сюда привела?
— Нет, но ты испытываешь судьбу.
— Судьбу? Что такое судьба, ты и судьба, — помимо воли юноша становится нетактичным. — Такой девушки еще не встречал.
— И больше не встретишь, потому что я люблю только тебя одного. Благодарю тебя, что ты подарил мне минутку своей жизни. Приходи завтра в театр.
— Да нет, что за шутки?
— Иди уже. Я хочу сохранить свои мечты о тебе. Помни, когда будешь в Варшаве, не забывай обо мне. Меня зовут Броня, примабалерина варшавского балета. Ах, если бы я так умела играть на скрипке…