Выбрать главу

Вил проводил глазами воздушный шар и предложил нанести визит скандалисту.

— Вдруг старик что-то заметил, — вслух рассуждал он, — например, как перевозили краденых свиней, или фураж кто-то грузил. После обеда, когда он завершит свои облёты города, мы и нагрянем к нему.

Обедать после «Дома шоколадных грёз» чародейке на хотелось вовсе. Она вяло болтала ложкой в супе с лапшой, древесными грибами и отбивной из той же оккской свинины, а сама искоса бросала взгляды на господина Янга. Тот вёл себя, как ни в чём не бывало: в меру шутил, восхищался кухней Оккунари, рассказывал о семье и друзьях, обсуждал радужные перспективы сотрудничества. Если бы он столь профессионально не улизнул от слежки, чародейка даже не подумала бы заподозрить, что он может быть как-то причастен к краже свиней. Она незаметно замкнула магическую цепь и взглянула на гостя внутренним взором: закрыла глаза и потёрла правый глаз, словно в него что-то попало. А сама изо всех сил вглядывалась в негативный отпечаток увиденного, оставшийся на сетчатке: во главе стола отец Вила, он чист, на нём нет магии. Об этом говорили оттенки светло-лилового, переходящего в слепяще-белый. Леди Мирай отливала снежной голубизной, и Рике подумалось, что, наверное, из-за таких женщин и родилась легенда о Дочери зимы, ставшей женой смертного мужчины. Вилохэд светился золотисто-оранжевыми оттенками осеннего леса, тёплыми и ласковыми. Но вот гость! Господин Мару Янг предстал перед внутренним взглядом чародейки в тёмно-синих сапфировых тонах с белыми матовыми пятнами амулетов, поглощающих либо обнаруживающих скрывающих магию. Один из них, на левом запястье, стал краснеть, и Эрика отключила зрение.

В ношении амулетов, блокирующих или определяющих магию, не было ничего криминального. Ими пользовались многие, особенно сторонники «чистой» жизни, которые боялись продуктов, выращенных при помощи чародейства, не пользовались магическими лекарствами и эликсирами и писали дурацкие статейки в журналах о магах, которые спят и видят во сне, как бы сподручнее залезть в головы обывателей и превратить последних в послушное глупое стадо. Возможно, в Делящей небо так принято, а может делийские маги снабдили торгового представителя защитой, для сохранности государственных секретов. Но будет лучше, если он продолжит оставаться в неведении о ней и её истинной природе.

После обеда Вил сразу увёл девушку, чтобы поскорее отправиться к господину Сато, не сквайру. На кухне он прихватил кружок колбасы, пару крупных зимних яблок и каравай свежевыпеченного хрустящего хлеба. Кухарка попыталась было протестовать, но улыбка коррехидора и многозначительное: «Пожертвование на доброе дело» произвели чудодейственный эффект. Краснощёкая суровая женщина расплылась в ответной улыбке и добавила в корзину ломоть копчёного сала и бутылку вина.

Гора, принадлежащая скандальному сквайру, вблизи оказалась гораздо выше, чем предполагала чародейка, но каменная лестница скрасила подъём. В доме, явно нуждающемся в ремонте, их встретил слуга с обширными бакенбардами, которые вкупе с кустистыми бровями делали его похожим на сердитого терьера, держащего в зубах остаток сигары. Он без особых церемоний поинтересовался, какого лешего им тут надо.

— Я бы хотел поговорить с господином Сато, не сквайром, — любезно сообщил Вил.

— А я бы хотел пирога с горной форелью, — осклабился Терьер, — и это ровным счётом ничего не меняет. Господин Сато никого не принимает.

— Подите, узнайте, не сделает ли уважаемый господин Сато исключение для верховного коррехидора Кленфилда, нуждающегося в помощи исключительно осведомлённого, неподкупного и патриотичного гражданина Артании, — вежливо поклонился Вил.

— Значиться, узнать, не прогнать ли вон младшенького сынка старика Окку? – издевательски констатировал дворецкий и пожевал потухшую сигару, — щас спрошу.

Дверь перед гостями захлопнулась.

— Неужели нас так просто прогонят прочь? – возмутилась чародейка.

— Сато в своём доме и на своей земле. Он имеет полное право закрыть ворота даже перед королём, не говоря уж о внуке его давнего недруга.

Послышался лязг открываемых запоров, и входная дверь широко распахнулась.

— Заходьте! – собаковидный слуга сделал широкий приглашающий жест, — босс примет вас. Только раздевайтесь сами.

В небольшой гостиной с камином и низко висящей над столом люстрой в кресле сидел совсем невысокий, лысоватый пожилой мужчина. Он оторвал взгляд от книги и улыбнулся не особо приветливой улыбкой.

— Ну, что ж, коррехидор, да ещё и верховный! Прям из самого Кленфилда! Заходи. Вырос ты, малыш Вилли, ого-го, как вырос. А это кто с тобой?

— Добрый вечер дядюшка Сейб, — поклонился Вил и поставил корзинку на стол, — гостинцы от моей семьи с глубоким уважением и в память о дедушке.

— Ага, — победно воскликнул Сато, — задобрить меня пытаешься, значит, надо что-то мальцу Дубового клана от старика. Ну что ж, поглядим, что тут у нас.

Себастьян Сато едва доставал до плеча «мальца» и оказался поджарым, живым с подвижным горбоносым лицом и младенчески-голубыми глазами, внимательно глядящими на мир из-под густых седых бровей.

— Не густо, но явно собирал сам, — констатировал он, осмотрев гостинец, хмыкнув на вино, — но, не скрою, приятно. Приятно, что обо мне ещё помнят.

— Конечно, дядя Сейб, — заверил Вилохэд, — я только что рассказывал моей невесте — госпоже Таками, как вы в детстве катали меня на своём шаре.

Хотя Вил рассказывал чародейке совсем о другом, она закивала и выразила желание тоже покататься.

Сато внимательно поглядел на девушку и пообещал экскурсию в более тёплое время.

— Приедете летом, тогда и полетаем, — сказал он, — сейчас больно холодно, а наверху и вовсе до костей ветер пробирает.

— Вот и я сегодня удивился, когда заметил ваш шар над Оккунари, — обрадовался удобному повороту разговора коррехидор, — уж не с кражами свиней связаны ваши неурочные полёты.

— А ты догадлив, малец, весьма догадлив для чиновника из столицы, которые, как всем известно, ничего не делают, кроме растраты денег Кленовой короны и заметания под ковёр нераскрытых преступлений.

— Неправда, — Эрике мнение Сато показалось незаслуженно обидным и на удивление поверхностным, — в Королевской службе дневной безопасности и ночного покоя высокая раскрываемость преступлений, и никто не заметает под ковёр свои просчёты! В Кленфилде можно спокойно ходить хоть днём, хоть ночью и не бояться быть ограбленным, а тем более убитым.

— Естественно, девушка, — осклабился Сато, — иного и быть не может, когда судишь со слов жениха – ха, ха! Думаете, он посвятит кого-нибудь в истинное положение дел? Ни за что! Только бдительные граждане знают всю правду о преступном мире.

Рика хотела было возразить, что о работе их департамента судит вовсе не понаслышке, но вовремя одёрнула себя.

— Возможно, этим бдительным гражданам известно что-то о кражах свиней? – как бы невзначай спросил Вил.

— Наглые, я бы даже сказал, вызывающие кражи драгоценных представителей оккской породы просто вызов обществу! – воскликнул Сато, доставая из буфета фужеры. Он дунул в них, надеясь выдуть невидимую пыль, потом ловко откупорил бутылку и разлил вино, — я уже три недели веду наблюдение – и ничего. Так себе, — это относилось к первому глотку вина, — виноград не вызрел, кислит. Выливайте бурду в сюда, он вытащил из буфета треснувшую супницу из некогда роскошного сервиза, — сейчас попробуете настоящее вино.

Из того же буфета появилась бутыль тёмного стекла. Старик аккуратно извлёк пробку и налил в бокалы жидкость почти чернильного цвета. Увидев, как чародейка с сомнением взирает на напиток, сказал:

— Пробуйте, пробуйте. Это из поздней ежевики. Сам делал.

Рика сделала первый глоток. Вино было прекрасным, оно сочетало в себе позднюю сладость перезрелых последних ягод, тронутых лёгкими заморозками, с терпкостью, напоминающей о сгоревших осенних листьях, влажной земле, грустящей об ушедшем лете.