— Умеете делать Кошачью колыбельку? – взгляд карих с красноватым отливом глаз был спокойным, будто они вместе готовили обед на кухне.
— Не особо хорошо, — честно ответила чародейка, которая в детстве пыталась играть с верёвочкой, и даже немного преуспела, но сейчас не была уверена, что ей удастся сделать всё правильно.
— Ладно, тогда просто повторяйте за мной.
Чародейка кивнула. Ноди прикоснулся мизинцами и большими пальцами рук друг к другу. Из ранок вытянулись тонкие верёвочки крови. Рика повторила его жест, кровь воробья на её руках ожила, сплетаясь в нити, потянулась за пальцами, превращаясь на ходу в алые жгутики.
— Замните копчиковые узлы магических цепей и перейдите к затылочному. Его задействуйте пока наполовину, не больше, — последовала безличная команда. Чародей сидел с перекрещенными ногами и закрытыми глазами, — при работе указательных пальцев энергию направляем на птицу через кинжал, а при перебросе помогаем друг другу свободным безымянным и объединяем энергии. Вы отдаёте мне потока два-три, не больше.
Девушка сосредоточенно выполняла указания. Она никогда не колдовала вместе с кем-то, это было странно, непривычно, но здорово. Чем-то напоминало поцелуй незнакомого мужчины. Руки Мозгоправа мелькали над картой, сплетаясь с её «колыбелькой», но ни разу не соприкоснулись. Энергия от маленькой жертвы буквально била ключом, хотелось замкнуть все цепи разом, открыться волшбе и почувствовать мир вокруг: бьющиеся алыми сгустками сердца Вилохэда и Янга, звуки разговоров внизу в ресторане, шорох ветра в ветвях старых елей и даже отдалённые взлаивания лисиц в горах. Подумалось, а вдруг она сможет найти свиней, просто взглянув на расстеленную карту с дохлым воробушком? Мозгоправ нахмурился и отрицательно качнул головой.
— Не вздумайте! – прошипел он, — делайте всё, как договорились.
«Он успевает отслеживать мои мысли, — восхищённо подумала Рика и одёрнула себя, — нашла время упиваться магией! Тебе не тринадцать лет».
Колыбелька тем временем входила в свою завершающую стадию: смуглые тонкие пальцы артиста мелькали всё быстрее, кровавые верёвочки образовывали сложную переплетённую фигуру. С точек пересечения на карту срывались капли крови чародея, который даже ни разу не поморщился от боли. Капли падали и впитывались, оставляя лишь дымные следы, похожие на следы крошечных костров в нарисованном на карте лесу. Восторженное кипение силы поутихло и в Рике, она почти физически ощутила, как магические потоки утекают через её вымазанные в воробьиной крови пальцы и сливаются с кровавыми нитями Нодивары. И это было почти больно.
Когда кровавая колыбелька была готова, артист, закрыл глаза, сосредоточился и произнёс фразу на незнакомом Рике языке. Ему вторил Янг, из молитвенного шёпота перешедший на полный голос. Артист резким жестом оборвал все алые нити, фигура, созданная двумя чародеями, медленно опустилась на тельце воробья. И в этот момент случилось чудо: от него отделилась светящаяся мягким зеленоватым светом прозрачная фигурка маленькой птички. Призрачная птаха сделала попытку взмыть ввысь, но не смогла подняться выше нескольких футов из-за кровавых пут колыбелечного заклятия. Она забила крыльями, стараясь освободиться, но Янг повторял свою молитву, быстро перебирая блестевшие в руках чётки. Его слова будто удерживали нити, подпитываемые чародейкой и Нодиварой.
Осознав бесполезность попыток вырваться, призрак птицы вдруг сложил крылышки и на манер зимородка нырнул прямо в карту и исчез.
Артист подрагивающей от напряжения рукой утёр пот со лба, оставив на нём кровавую отметину.
— Получилось, — выдохнул он.
Рика тоже ощутила усталость и какое-то опустошение, зато на карте справа от жертвенного воробушка красовалась обожжённая отметина в форме летящей ласточки.
— Реликвия Шимон здесь, — капля крови из пореза упала на карту, — её ещё не увезли.
— Нужно остановить кровь, — заметила Рика, — не представляю, сколько дней вы не сможете выступать после этого.
— А, — отмахнулся артист, — сам затворю, а Янг подлечит. Пара часов, хороший обед, и буду, как огурчик.
Янг склонился над картой.
— Но ведь тут гора, — проговорил он, — столько усилий, а мы сузили поиск с нескольких сот миль в диаметре до пары десятков. Я имею ввиду ту площадь, что закрывает силуэт ласточки.
— Да, — согласился Ноди, — там горы, проклятые леса и проклятые шахты. Видишь, повсюду значки малахита и меди. Однако ж, это лучше, чем ничего. Подумаю, прикину. Зимой люди обычно оставляют много следов. Попробуйте поговорить с окрестными фермерами, — предложил он коррехидору, который с интересом разглядывал прожженную карту, — у вас великолепный повод – кражи свиней. Глядишь, и для себя что-то узнаете. Я слишком приметный, к тому же подозрительно будет, если мы с Тополем – чужаки, начнём носиться по округе и выпытывать у местных, не видали ли они чего.
Вилохэд обещал посодействовать, тем более что никаких зацепок и идей по собственному расследованию у него не было.
Когда они шли домой (погода стояла прекрасная, и чародейке захотелось подышать свежим воздухом), решили завтра навестить старика Несквайра. На скопированной магией карте с точками пропаж свиней Вилохэд тщательно отметил силуэт птицы и собирался попросить воздухоплавателя понаблюдать именно за этой горой.
— Но с утра к нему идти глупо, — сказал коррехидор, — он чуть свет вылетает. Пойдём после обеда.
— А до этого чем займёмся?
Вил прикинул что-то в уме и предложил отправиться на центральную площадь, где как раз завтра должен начаться праздничный Фестиваль ледяных скульптур.
— К нам со всей Артании мастера съезжаются, — гордо сообщил он, — не знаю уж сколько отцу потребовалось влияния, но король издал специальный эдикт, закрепляющий за Дубовым кланом эксклюзивное право проводить такой фестиваль. Так что нигде, кроме Оккунари, ты подобной красоты не увидишь.
Четвёртый сын Дубового клана не соврал, на главной площади города было на что посмотреть. Рики уже бывала на большой площади с помпезным памятником основателю клана Окку в три человеческих роста. Сквозь облетевшие дубы сквера, примыкавшего к площади с западной стороны, просвечивало здание оккского театра, а с востока площадь выходила на широкий проспект, который вёл прямиком ко дворцу родителей Вила. Сейчас площадь, сквер и часть примыкающих улиц, по которым запретили проезд карет и саней, были оккупированы художниками со всей страны. Все они были заняты творением прямо на глазах многочисленной публики.
— Это одна из прелестей фестиваля, — заметил Вил, проходя мимо миниатюрной сосредоточенной девушки, поливавшей водой постамент для будущего шедевра.
Тут и там сновали сани с кубами снега и льда, царило возбуждение с долей неразберихи, что неизбежно при любой подготовки праздника. На выезде рабочие заканчивали воздвигать ледяную крепость и лабиринт с горками для самых маленьких жителей Оккунари. Над крепостью уже реял знакомый чародейке флаг с кругом, внутри которого красовались три дубовых листа – герб Дубового клана. Сновали разносчики еды и горячих напитков, а сами художники воплощали свои идеи, не обращая внимания на всю эту суету.
Под деревом сидела на куске льда русалка с волосами из изогнутых сосулек, весьма натуралистичными анатомическими подробностями верхней половины безупречного тела и тончайшим кружевом снежных брызг морской пены у прозрачного хвоста. В отдалении бородатый мужчина средних лет ваял что-то монументальное и серьёзное. Он поливал лёд разведённой краской и бормотал заклинания, заставляющие краску застывать красивыми прожилками, похожими на полудрагоценный камень. Двое ребят, по виду студенты, хихикая, лепили кентаврицу в доспехах с огромной грудью, а неодобрительно поглядывающая на них соседка средних лет трудилась над группой милых зайчиков. И это была лишь малая толика начавшегося зимнего фестиваля.
— А закончится всё в новогоднюю ночь фейерверками, — говорил Вилохэд, стараясь не позволить вывалиться изобильной начинке из своего пирожка, — накануне вечером выберут победителя и вручат все прочие награды. Мама просто обожает сие действо. Она училась в университете Искусств и не упускает случая продемонстрировать свою компетентность.