— Очень вежливо, — пробормотала я. Генрих лишь усмехнулся.
— Хорошо, что вы с мужчиной, — сказал он. — Иначе они бы уже бросили в вас камни.
Я одарила убегающих мальчишек хмурым взглядом, и один из них тотчас же споткнулся и растянулся на мостовой. Вот тебе! Не всякий, кто кажется беззащитным, не может за себя постоять!
Наконец мы вышли к храму. Он возвышался над грязной улицей, словно белая сахарная гора, в которой трудолюбивые муравьи выточили портик, колонны и статуи святых. Поднимаясь за Генрихом по лестнице к гостеприимно распахнутым дверям, я поймала себя на том, что иду с раскрытым от восхищения ртом.
Храм был красив. Потрясающе, до дрожи красив.
Вопреки моим опасениям, в нем никого не было. Скамьи были пусты, едва теплились рыжие язычки свечей и где-то впереди, за огромной статуей женщины, которая с ласковой улыбкой протягивала сноп золотых колосьев, кто-то неторопливо ходил. Генрих постучал по спинке скамейки и звонко произнес:
— Отец Лукас! Вы здесь?
Из-за статуи вышел огненно-рыжий великан с огромными ручищами и бородой, заплетенной в косу. Казалось, черная мантия вот-вот затрещит на нем и разорвется. Увидев нас, великан ахнул и едва не споткнулся.
— Генрих! — воскликнул он и направил на принца указательный и средний пальцы левой руки. — Рассыпься именем святой Гирши, нечисть!
Разумеется, ничего не произошло. Генрих лишь рассмеялся.
— Отец Лукас, я жив! — сказал он, и великан, больше похожий на викинга, чем на священника тотчас же сгреб его в такие объятия, что мне показалось, будто я слышу треск костей.
— Живой! — пророкотал отец Лукас. — Как, во имя всех святых?
— Я все расскажу, — произнес Генрих. — Но пока нам нужна горячая ванна и одежда. Поможешь?
— Ну конечно, дружище! — воскликнул отец Лукас, и мы пошли следом за ним мимо статуи со снопом. Когда я прошла рядом со святой Гиршей, храм вдруг наполнился мелодичным перезвоном, словно где-то высоко-высоко застучало бесчисленное множество серебряных колокольчиков.
Я остановилась. Почему-то меня вдруг бросило в жар. Ощущение было таким, словно голова статуи повернулась, рассыпая кудрявые волосы по мраморным плечам, и святая с интересом посмотрела на меня.
Я прекрасно видела, что статуя остается неподвижной.
И знала, чувствовала всей своей внезапно вспотевшей кожей, что она смотрит на меня.
— Что случилось? — удивленно спросил Генрих. Лицо отца Лукаса сделалось одновременно удивленным и каким-то спокойным, словно он убедился в чем-то, о чем думал много лет.
— Ты не отсюда, — произнес он, глядя мне в глаза. — Верно?
— Верно, — кивнула я, не в силах отвести взгляд. Глаза отца Лукаса были пронзительно голубыми, и я вдруг увидела его совсем молодым, в белой рубахе, кожаных штанах и тяжелым боевым молотом в руке.
Отец Лукас кивнул.
— Как и святая Гирша, — сказал он. — Апокрифы говорят, что она пришла из другого мира, и все ее статуи узнают соотечественников. Вот, тебя узнали.
Я понятия не имела, что можно на это ответить. Просто на меня вдруг навалилась такая усталость, что я удержалась на ногах только из чистого упрямства.
— И часто такое бывает? — спросила я. Отец Лукас ободряюще улыбнулся.
— Первый случай за четыре века, — ответил он. — Идемте!
Комната для паломников, в которую меня привели, оказалась маленькой, но очень уютной. Женщина в белом одеянии, которая прислуживала при храме, пристально осмотрела меня, и я почти услышала, как что-то щелкает в ее мыслях, снимая мерки.
— Одежда будет к вечеру, миледи, — с легким поклоном сообщила она. — А пока отдыхайте.
Я навестила уборную, потом умылась и, рухнув на койку, застеленную серым полотном, провалилась в сон и проспала до вечера.
Мне ничего не снилось.
Проснувшись, я увидела, что на стуле лежит несколько свертков. Распотрошив бумагу, я вынула чулки, корсет, панталоны, нижнюю рубашку, пышную юбку и блузу с кружевным жабо и рукавами-фонариками, и поняла, что теперь мне придется привыкать к тому, что одевание займет не меньше часа.
Однако к своему удивлению я справилась со всем очень быстро. Одежда оказалась непривычной, но достаточно удобной. Расчески, к сожалению, не было — что ж, выйду из комнаты растрепанной.
Думаю, те, кто меня встретит, это переживут.
Отец Лукас обнаружился в столовой — он сидел за длинным деревянным столом в компании молодого щеголя в светлом костюме, и на мгновение мне показалось, что Андерс воскрес и как-то сумел добраться в эти края. Услышав шаги, Генрих обернулся, и его добродушная улыбка, к которой я уже успела привыкнуть, стала еще светлее и шире.