Если бы мы вам сейчас сказали, что Настя удивилась, это было бы неверно. Настя не удивилась. Ее оглушило-поразило-потрясло-ошеломило. Так это цветок с ней разговаривал! И раз он мог разговаривать, то он мог и ходить-бегать, – ничего удивительного, что она не смогла приблизиться к нему.
– Зачем ты от меня убегал? – упрекнула она цветок.
– А еще б нет! – воскликнул тот. – Ты ведь, наверно, хотела меня сорвать?
– Разумеется, – подтвердила Настя. – Для чего же еще цветы существуют, как не рвать их.
– А вот меня нельзя рвать, – сказал цветок.
– Интересно! – воскликнула теперь Настя. – Это почему же? Ты что, особенный?
– Правильно, – кивнул цветок. – Особенный.
– Может, волшебный? – вопросила Настя с иронией. Хотя ирония ее была неуместна. Потому что каким еще мог быть цветок, умеющий разговаривать, как не волшебным.
– А ты что, еще ничего не поняла? – вместо ответа вопросил теперь цветок.
Но Настя уже все поняла. Она была весьма сообразительной и поняла бы все гораздо раньше, если бы ее живот не был до такой степени отягощен слопанной земляникой. Она огляделась по сторонам и увидела, что, пытаясь догнать цветок, забралась в лес так далеко – не видно края, и теперь не известно, в какую сторону идти, чтобы выйти.
– Помоги мне, – попросила она цветок. – Как мне отсюда выбраться? А то я, кажется, заблудилась.
– Да-а? – Цветок так прямо и протрепетал лепестками в язвительной насмешке. – С какой это стати? Ты меня хотела сорвать, а я тебе – помоги?
– Я же не знала, что ты волшебный, – повинилась голосом Настя.
– А если не волшебный, так можно? – еще язвительнее протрепетал лепестками цветок.
– Ну, ты же хороший! – попробовала Настя задобрить его. – Ты же не можешь оставить человека в беде.
Лепестки у цветка сотряслись в хохоте. Если бы он был человеком, можно было б сказать, что его прямо согнуло от хохота.
– Что?! – восклицал он. – Я хороший?! Это я-то не могу оставить в беде? Еще как могу! Да я тем только и занимаюсь, что оставляю в беде. Завожу туда – и там бросаю. Напомнить тебе, почему ты заблудилась?
Вот тут, наконец, Насте стало страшновато. Получается, цветок специально завел ее в глубину леса, а не просто потому, что боялся, как бы она его не сорвала? Но она не подала виду, что испугалась. Потому что, кроме всего прочего, была девочкой смелой. А смелость, должны мы вам заявить, не в том, чтобы не испугаться, испугаться может самый распоследний смельчак, а в том, чтобы не поддаться страху.
– Ну и что? – проговорила она самым небрежным тоном, словно внутри у нее ничего не дрогнуло. – Зачем это тебе нужно, чтобы я заблудилась? Совсем тебе это не нужно.
– Мне?! Не нужно?! – воскликнул цветок. Будто убеждал себя, что ему это было очень нужно – чтобы она заблудилась. – Почему это ты думаешь, что не нужно?
– Потому что ты хороший, – повторила Настя. Она ничуть не подлизывалась к цветку. Она была уверена, что такой красивый цветок не может быть плохим. Хотя, конечно, очень может быть, что он и в самом деле специально завел ее в лес.
– Это почему это я хороший? – поинтересовался цветок. – Это с чего ты взяла? – Словно он и в самом деле считал себя плохим, но ему ужасно хотелось быть хорошим.
– Потому что ты красивый, – сказала Настя. – Красивое не может быть плохим.
Сказала – и испугалась того, что сказала: цветок вдруг поник головкой, красно-фиолетово-голубые лепестки его обвисли – казалось, еще немножко, и он прямо на глазах пожелтеет.
Но цветок не пожелтел. Внезапно он выпрямился, вскинул головку, расправил лепестки и выругался, как какой-нибудь Петька Васин с последней парты, который даже на вопрос учительницы Варвары Ивановны не мог ответить без грубого слова. «А чё это я-то, чё это вы меня спрашиваете, будто никого другого в классе нет?!» – так обычно он начинал ответ, когда Варвара Ивановна поднимала его с парты.
– Заладила-заладила: хороший, красивый! – выругался цветок. – Сорока Якова одно про всякого! Может, и красивый, а нехороший!
Красно-фиолетово-голубой вихрь поднялся на месте, где был цветок. На Настю словно пахнуло жаром, она отшатнулась, а когда пришла в себя, там, где стоял цветок, его не было. Она посмотрела направо, посмотрела налево, глянула назад – нигде не было. След простыл, говорят в таких случаях.
Глава вторая. Чур-чур, скатерть-самобранка и всякое другое
Вот тут, когда говорящий цветок исчез, как его и не было, Настя и ущипнула себя. Чур-чур меня, сказала она. Этими словами, как известно, положено приводить себя в чувство, чтобы все вещи встали на свои места и все пошло как положено. Но не тут-то было.