Но пока что, избавившись от жутких мыслей, я должна была позаботиться о брате.
– Несите в дом, – распорядился Влас, и Валко не посмел спорить. Это дало мне надежду, да и взгляд вожака был ободряющим.
Я долго возилась с ранами Элика. Хорошо, что грозовое железо обладало способностью исцелять, и плохо, что действовало оно исключительно на мужчин – себя не полечишь. Потом пришлось вывести из сарая взволнованного, поскуливающего Храна, и оставить его с братом, чтобы не дай бог никого не напугал своим видом. Нечёсаный, кобель становился похож на чудо лесное.
А когда я вышла во двор воды хлебнуть, стало ясно, что день не только ужасно начался, но и продолжится отвратительно. Старейшина и его семья ждали у вековой яблони, что скрепляла их род. Там же стоял Влас и его приближённые. Вожак поманил меня, и пришлось подойти. Сердце билось мучительно, и от усталости я едва переставляла ноги. Но – выпрямилась, глубоко вдохнула. Пусть Валко попробует доказать, что мы с собой тьму принесли!
– Не звали мы их, господин. Сами пришли, из лесу. Откуда точно – никому не ведомо, – очевидно, продолжил свой рассказ старейшина.
Я подошла, встала ни к ним, ни к воинам Вихря. Снова одна, снова сражаться. Слава небесным богам, хоть брат родной жив!
– Тебя как зовут? – обратился ко мне вожак.
– Веда из рода Солль.
Я нарочно назвала маминых предков – не ложь, но и не вся правда.
– А жила где?
– Там, к югу, большой лесистый остров. Пять дней пути на лодке.
Глаза его вспыхнули и погасли. Догадался!
– Земли, что уничтожил пожар, – кивнул мужчина. – Родители погибли тогда же?
– Да, – тихо сказала я.
Все разом обернулись, когда хлопнула дверь: это вышел, шатаясь, Элик. Я тотчас бросилась к нему, вполголоса ругаясь:
– Дурень ты упрямый! Какого лешего встал, а?
– Ты прости, сестра, но не могу тебя… с ними… одну бросить. Как налетят, искусают… Кровопийцы.
Я подпёрла его плечом, мол, расслабься, и Элик слабо фыркнул. Деревенские и правда иссушали нас подобно упырям с болот. Ну а что? Не-своих и в огонь бросить можно, если чем-то обидят…
Влас некоторое время молча взирал на старейшину, и я не могла понять, почему он так пристально его изучает. Потом его глаза обратились на брата, прошлись по его дрожащему телу.
– Кто рубашку тебе делал, старейшина? – вдруг спросил вожак.
– Моя жена, конечно, – отозвался тот недовольно. – Некому больше.
У меня всё внутри сжалось: зачем врёт? Это была наша плата за то, что сарай занимали – я одежды украшаю, брат редкую, особенно вкусную рыбу ловит, он был великий в этом умелец.
– А парню пришлому тоже жена твоя рубаху расшивала? – сощурился вожак из морской крепости.
– Как это? – нахмурился старейшина.
– Не смей лгать, – тихо, с холодным спокойствием сказал Влас. У меня от его голоса мурашки потекли по спине, и я почувствовала, как напрягся Элик. – Одна рука вышивку клала, и она не твоей жене принадлежит. Твоя работа? – посмотрел он на меня. Глаза были как колодцы – светлые, прохладные.
– Да.
– Она больше ни на что не годна! – вдруг обиженно воскликнула жена старейшины. – По дому ничем не помогает, стирать отказывается! Что ни помыть, всё нос воротит!
– Я вам не служанка, – ответила я как можно сдержанней. – И в доме не живу. А где мы с братом вашей заботой ночуем, так там чисто.
– Пусть руки у неё ловкие, а всё равно – пришлая! – сказал старейшина. Я видела, что он боится Власа, но и от нас хочет, коли получится, поскорее избавиться. – А парень как куница проворный, ловкий. Вроде не воин, а мечом своим удивительным… Да ты оружие их посмотри! Небось, украли где, потому и прятали до поры! А как своих признали, выхватили да к кораблям!..
– Мы ничего не крали, – произнёс сквозь зубы Элик. – Это меч моего отца.
– Ага, грозовой стали клинок! Ты ещё скажи, что сам из Грозовых кузнецов будешь! – ядовито произнёс старейшина.
Повисла неловкая тишина. На нас теперь смотрели все, включая Власа.
– А, молчите!.. – торжественно начал было старейшина.
Вихрь поднял руку, и Валко замолк, не договорив.
– Солль – род по матери? – спросил вожак.
Мы кивнули одновременно. От него-то зачем скрывать? Да он и так всё понял, не для себя спрашивал.
– Значит, у вас и знак Грозового рода должен быть.
– Он есть, – сказала я. – Но покажу его я только тебе.
– Ты, девчонка… – начала надрывно жена старейшины, но замолчала, когда Вихрь хмуро на неё посмотрел.
Влас шагнул ко мне, и я повернулась спиной, поднимая косу. На затылке, где никто случайный увидеть не мог, была особая метка, что получал каждый из рода Грозовых кузнецов, когда ему исполнялось четырнадцать. Тёплые пальцы коснулись моей кожи, и мурашки побежали по спине.