— А где деньги?!
— Деньги?.. Сейчас!
Волшебник пошарил по карманам своего пиджачка и брюк. Потом потер ладонью лоб и почесал затылок. Потом достал из буфета большую свинью-копилку в бирюзовой юбочке и хорошенько встряхнул ее. Копилка весело звякнула. Тогда Семен Семенович поцеловал свинью в пятачок и отдал Песику Фафику.
Песик Фафик с копилкой сделал несколько шагов и машинально взялся за витую бронзовуюручку одной из трех странных дверей в стене напротив окна — крайней справа.
— Назад!!! — крикнул Семен Семенович. — Там море!
Песик Фафик тут же отскочил от двери прочь.
— Господи! Сколько раз говорил вам: таблички повесьте! — почти простонал он.
И пошел опять в магазин.
Глава 2,
В КОТОРОЙ ЧИТАТЕЛЬ УЗНАЕТ ТАЙНУ ТРЕХ ДВЕРЕЙ, А БУЛЬВАРНЫЙ КУПЛЕТИСТ КОКОША ШЛЯПКИН СТРЕЛЯЕТ В КОЛБАСУ
— Повесьте, повесьте!.. — Семен Семенович открыл окно, чтобы выпустить из комнаты дым. — Трудно, что ли, запомнить? За правой дверью у меня море, за левой — пустыня, посередине — джунгли!.. Или за левой — джунгли, а посередине — пустыня?.. Гм!.. Сам наколдовал, и сам никак не запомню, где что…
Действительно, совсем недавно в приступе волшебного вдохновения Семен Семенович Кукарямбов наколдовал в стене своего кабинета три удивительные двери. За одной из них было настоящее море, за другой — настоящие джунгли, за третьей — настоящая пустыня. Открыв любую из этих дверей, можно было мгновенно оказаться в далеком путешествии без всяких билетов и виз.
Но волшебник в эти путешествия еще не отправлялся — все только собирался и набирался смелости. Сам не отправлялся и другим не позволял. Так что три странные двери из темного дерева со смешными физиономиями на них были пока только украшением его кабинета.
— Действительно, таблички, что ли, повесить — «Море», «Джунгли», «Пустыня»? Как в учреждении — «Директор», «Бухгалтерия», «Касса»… Все ведь путаю — совсем памяти не стало!..
В это время за дверью кабинета раздался громкий выстрел.
Волшебник подпрыгнул, и в комнату ворвался маленький старичок с длинными бородой и волосами, в шлепанцах, с патронташем через плечо и с ружьем-двухстволкой наперевес. Это был бульварный поэт-куплетист, мелкий колдун и учитель Семена Семеновича Кокоша Шляпкин — человек с древней историей, такой древней, что он еще в начале прошлого века вступал в споры с самим Корнеем Чуковским.
Сначала колдун-куплетист учил своего юного друга Сеню поэзии. Потом — колдовству. Потом ученик превзошел своего учителя и в том и в другом, и учитель это признал.
Кокоша Шляпкин жил в доме Семена Семеновича Кукарямбова так давно, что сын волшебника считал его своим дедушкой. Никто мальчика не разубеждал. Тем более что Кокоша и сам считал его своим внуком.
Кокоша Шляпкин пристально осмотрелся и заглянул под стол.
— Колбаса не пробегала? — спросил он.
— Ай-ай-ай! — покачал головой Семен Семенович. — Уважаемый учитель! Мэтр! Ну, сколько можно охотиться на Колбасу?! Вы уже два дня за ней по дому бегаете!
— Сколько надо, столько и можно! — твердо ответил старичок. — Пока в эту Колбасу проклятую не попаду!
— Учитель, вы же заслуженный поэт-куплетист да еще и колдун!..
— Я еще и отменный стрелок! — гордо перебил Кокоша Шляпкин.
— Тьфу! — не удержался и плюнул Кукарямбов. — Вам же девяносто восемь лет! Какой пример вы подаете внуку, когда тот только-только взялся за ум и, наконец, по-хорошему удивил свою учительницу?!
— Какой, какой!.. Я подаю ему пример настойчивости!.. Я ей, этой Колбасе проклятой, покажу, как надо мной издеваться на закате моих дней!..
Фраза «на закате моих дней» была любимым выражением престарелого куплетиста. Наблюдательный Песик Фафик не раз говорил по этому поводу: «Сколько себя помню, Кокоша Шляпкин все время закатывается».
И закатывался Кокоша со всякими взбалмошными выкрутасами.
То он захотел научиться колдовать способом Старика Хоттабыча — при помощи волосков из бороды, и под это дело чуть не выдрал у себя всю бороду, но безуспешно.
То он влюбился в двадцатилетнюю балерину по имени Лека Эйслер и выкрасил ту же бороду в черный цвет, чтобы помолодеть. Старик был неисправимый поэт и, конечно, сочинил ей
Но балерину он видел только по телевизору и стихи ей не отправил, а то и дело читал всем домашним, и от этого Песик Фафик запомнил их наизусть и с начала, и с конца, хоть разбуди его посреди ночи.