С другой стороны, коль человек столь преклонного возраста пришел в горы, ему надо делать частые остановки и отдыхать. Приглядевшись, Алеа поняла, что старец сидит, уставившись куда-то в пространство.
Пока она на него таращилась, старик перевел глаза на нежданных гостей, слегка поднял голову и широко улыбнулся.
- Здравствуйте, люди добрые. Что занесло вас так высоко в горы?
- Боязнь за собственную жизнь, - ответил Гар.
- Дороги в последнее время небезопасны, - добавила Алеа.
- Увы, даже в горах, - вздохнул старик. - Но, с другой стороны, желай мы для себя одной только безопасности, какой смысл вообще появляться на свет.
Эта мысль поразила девушку. А по тому, как с лица Гара моментально соскользнула маска привычной учтивости, нетрудно было догадаться, что и он счел ее необычной.
- Насколько я могу судить, большинство из нас в данном случае лишено выбора, - ответил он.
- Ты прав, - согласился старец. - Мы живем лишь потому, что такова была воля наших родителей. И все-таки, прежде чем появиться на свет, мы были наделены правом выбора.
Гар слегка улыбнулся в ответ.
- Если это и так, отец, я почему-то не припомню.
- Верно, такое редко кто помнит, - согласился старик, - более того, для этого надо прожить целую жизнь, полную самодисциплины.
С этими словами старик поднялся на ноги. Движения его были исполнены грации. С трудом верилось, что всего минуту назад он долго сидел, скрестив ноги.
- Зачем же отказываться от путешествия из-за какого-то глупого старика. Давайте вместе поднимемся на гору.
И он зашагал по дороге с поразительной для его возраста легкостью, не переставая при этом говорить. Его речи привели Гара в замешательство, Алеа же слушала с неподдельным интересом.
Внезапно она обратила внимание, что стоило ей или Гару что-то сказать, как старик одобрительно кивал. Мало-помалу он добился от них ответов на свои вопросы. Алеа попыталась больше ничего ему не говорить, но глаза старца как будто приглашали к беседе, и Алеа с удивлением заметила, что рассказывает о смерти родителей, о том, как у нее отобрали имущество, а затем отдали в рабство и ее саму. Она была готова расплакаться и предпочла скрыть обиду за личиной дерзости.
Старик уловил ее состояние и обратился с вопросом к Гару:
- Друг мой, ведь и ты знаешь, что такое сердечная рана, как медленно она зарубцовывается шрамом. Что же было тому причиной?
Алеа сама не понимала, почему ей так интересно услышать ответ Гара.
- Колдунья, - ответил тот. - Женщина, которая вначале завлекла меня, а потом унизила.
Понятно. Это объясняло многое. Только почему он рассказывает это не ей, а первому встречному?
Конечно же, потому что она женщина - и потому что она затронула его сердце.
Нет! Невозможно! Алеа решила выбросить эти мысли из головы - или по крайней мере попытаться не думать. Но старик обратился к ней - несомненно, он заметил смущение ее спутника.
- А ты, девушка? Конечно же, тяжело, когда к тебе относятся как к движимому имуществу, - но у тебя в сердце затаилась более глубокая обида, и я всем сердцем сочувствую тебе, потому что эта боль наверняка до сих пор бередит тебе душу.
Гар с удивлением посмотрел на нее.
Неожиданно смутившись, Алеа проговорила:
- Когда мужчина смотрит на женщину как на вещь - это действительно больно.
- Очень больно, - согласился старик. - Трудно представить, что бывает больнее. - Он снова повернулся к Гару. - Но боль, причиненная прошлым, не должна отравлять нам будущее.
- Легко сказать, - медленно произнес Гар. - Но как это сделать?
- Может, просто не обращаться с новыми друзьями так, как с вами обошлись старые? - Старик улыбнулся. - О, друзья мои, все дело в том, что нужно иметь мужество - мужество доверять.
- И позволить, чтобы кто-то снова причинил боль?
Алеа сама поразилась, сколько горечи прозвучало в ее словах.
- Мы должны не бояться рисковать, - сказал старик. - Иначе придется обречь себя на существование в собственной скорлупе - одинокие, отгороженные от всего мира - как устрица, которая охраняет свою жемчужину. Но что толку от этой жемчужины, если она всегда спрятана во тьме? На нее никогда не упадет луч света - а ведь как иначе увидеть ее сияние?
Гар поморщился: слова старика затронули чувствительные струны в его душе.
- То есть мы должны подставлять себя под удар? - бросил он старику, и в его словах слышался упрек.
- Которого может и не быть, - поправил его старик.
- Или все-таки будет, - с жаром возразила Алеа. - И он может оказаться пострашнее прежних.
- Здесь и кроется потребность в мужестве, - ответил старик. Невозможно что-то приобрести без риска потери. Если мы хотим дружбы или даже любви, нужно открыть наши сердца для этих чувств.
- Как это непросто, - задумчиво произнес Гар, - особенно если многократно переживал обиду.
Алеа отметила про себя верность этой мысли. К тому же слова Гара подтвердили ее подозрения. Но какие же обиды пришлось пережить ему?
- Ты хочешь сказать, что без доверия нет любви, - сказала она. - Но доверие может обернуться болью.
Старик кивнул.
- И потому любовь требует мужества. Один древний пророк сказал: если кто-то ударит тебя по одной щеке, подставь вторую. Полагаю, именно это он и хотел сказать: нужно всегда быть открытым для любви, даже если вас и обидели.
- Легко сказать, - произнес Гар с подчеркнутой вежливостью. - Но откуда же нам почерпнуть столько мужества?
- Нужно ждать. Ждать до тех пор, пока не встретите того, кому следует доказать, что все-таки можно доверять людям, - ответил старик. - И терпеть, снова и снова терпеть обиды, боясь самому сорваться в ответ, надеясь в душе, что когда-нибудь люди поймут, что не правы.
Алеа вздрогнула.
- Ни у одного человека не хватит такого терпения!
Она не могла взять в толк, почему Гар так странно на нее взглянул.
Но он тотчас повернулся к старику.
- Выходит, мы должны позволять другим обижать нас, чтобы они научились доверять?
- При условии, что они все еще способны любить. - Старик назидательно поднял палец. - Это нелегко распознать, потому что тот, кто может любить, но был обижен, прячет свое сердце за броней равнодушия.
Гар снова поморщился, и Алеа удивленно посмотрела на него.