Женщины посмотрели ей вслед, а затем обменялись улыбками.
— Её нельзя винить за такую бесцеремонность, — высказалась Ртуть, — раз он столь сильно нуждается в ней.
— Да, но знает ли он об этом? — спросила Корделия. — Он называет её своим товарищем, но знает ли он, что она стала нужна ему?
— А знает ли она, что стала нужна ему? — ответила контрвопросом Алуэтта.
— Если и знает, то не желает признаться в этом даже самой себе. — Но говоря это, Корделия по–прежнему улыбалась.
Ртуть ответила на её улыбку своей.
— Она проделала долгий путь к исцелению, независимо от того, знает ли сама о сём или нет.
— Она готова рискнуть полюбить вновь, — кивнула Алуэтта.
— Но готов ли Магнус? — Улыбка Корделии переросла в усмешку при упоительной мысли о том, как она будет дразнить старшего брата.
Лицо Алуэтты потемнело от чувства вины.
— Будет ли он вообще когда–нибудь готов к этому?
Когда Алеа выскочила из гостиной, Джефри поднялся и прошёл с ней к лестнице:
— Первая дверь налево. Удачи тебе.
— Спасибо, — отрывисто поблагодарила Алеа и бросилась наверх, недоумевая, с чего это он потрудился пожелать ей благополучия.
Она ворвалась в комнату наверху и замерла при виде открывшейся её взгляду сцены — её друг и боевой товарищ сидел сгорбившись на слишком низком для него стуле, держа за руку лежащую на постели старуху, и на топчущегося по другую сторону постели пожилого человека. Она сообразила, что это должно быть его родители, и перестала обращать на них внимание, как на лиц второстепенных, и быстро и осторожно подошла к Магнусу.
Тот поднял на неё взгляд, почувствовав её присутствие, и в его взгляде читалась открытая мольба, даже когда он произнёс:
— Алеа, я хотел бы познакомить тебя с моей матерью, леди Гвендайлон. Мама, это моя боевая подруга Алеа, которая не раз сражалась бок о бок со мной и всегда давала мудрые советы.
— Счастлива познакомиться, миледи. — Алеа повернулась к женщине. — Ваш сын был мне… — Тут она замолчала, так как встретила взгляд старой женщины, тусклые глаза которой вдруг сделались молодыми и полными жизни и держали Алеа в оковах, так что ей полагалось бы внутренне завопить, пытаясь вырваться на волю — но в этих глазах было что–то настолько успокаивающее, такое понимание и сочувствие, что Алеа почти смирилась с таким вторжением.
А это было именно вторжение, так как Алеа почувствовала, как разум Гвендайлон сливается с её собственным, читая историю её жизни — страданий из–за бросившего её возлюбленного, горя из–за смерти родителей, ужаса и ярости из–за обращения с ней соседей, которым судья отдал её в рабство, страха и паники при бегстве от них, её насторожённости, по отношению к подружившемуся с ней молодому великану, насторожённости которая постепенно убывала во время пяти совместных путешествий, когда Алеа снова научилась доверять, но никогда полностью, никогда без страха быть преданной, даже хотя он стойко переносил её вспышки и терпеливо и разумно отвечал на её нападки и наскоки…
А затем полный жизни взгляд угас, и Алеа снова видела перед собой лишь слезящиеся старые глаза умирающей женщины — и только её цветущая улыбка согревала Алеа, как раз когда леди Гвендайлон произнесла:
— Рада, что мой сын нашёл столь хорошую спутницу — и благодарю тебя за спасение его жизни.
— Он отблагодарил меня спасая мою, — заверила Алеа с недоумением, почему её волнуют чувства этой незнакомой женщины.
Леди Гвендайлон повернулась к мужу; пальцы её дёрнулись в нетерпеливом жесте.
— Выйдите, выйдите оба, мужчины. Мы должны по говорить о женских делах.
В душе Алеа вспыхнуло неудовольствие из–за перспективы остаться наедине с этой чужой женщиной столь скоро после знакомства — но Гвендайлон снова обратила взгляд к Алеа, и та поняла: эта женщина кто угодно, только не чужая.
Род со вздохом обошёл постель, поманив за собой Магнуса.
— Идём, сынок. Бывает, когда с твоей матерью можно спорить, но не сейчас.
— Но… но она же… — Магнус не мог заставить себя произнести слово «слабая».
— Для сего я найду довольно сил, — заверила его Гвен, и голос её снова сделался сильным. — Иди и расскажи отцу, чему ты научился.
Магнус обеспокоенно повернулся к Алеа.
— Если возникнет хоть малейшая надобность…
— Я тотчас же тебя позову, — пообещала Алеа. — Не забывай, я обучалась медицине в трёх различных культурах. Доверься мне, Гар.
— Доверюсь. — Он крепко сжал ей руку.
Она чуть не отпрянула, поскольку он, казалось, не просто поручал ей заботы о тяжело больной — но твёрдо удержалась на месте и даже сумела улыбнуться, глядя ему в плаза. А затем отец взял его за локоть и вывел из спальни. Она посмотрела им вслед, дивясь тому, что такой дряхлый старик мог породить сына на полтора фута выше него. Конечно он и сам некогда был на несколько дюймов повыше, а Гар возвышался и над братьями.