Как это ни невероятно, он действительно нашёл такую женщину. И ещё более невероятно, она действительно полюбила его. Он подивился тому, сколь же немногое изменилось, так как вот он опять едет в одиночестве по лесной тропинке, снова ища её.
Из задумчивости его вывело карканье. Он нахмурился и поднял взгляд в поисках его источника — и поразился, когда карканье сложилось в слова.
Высоко на дереве, там где ветки редели и не мешали обозревать лес, сидели три ворона.
— КАР! — каркнул первый. — Вижу вкусный обед!
— И я, — каркнул второй. — Но мы должны подождать, пока он умрёт.
— Но как мы заманим прочь от него его пса? — спросил третий. — Даже конь его стоит над ним, охраняя его![25]
Род непонимающе нахмурился. Где–то лежит какой–то умирающий? Он не умрёт, если Род в силах этому помешать.
— Сворачивай направо, Векс — они смотрят именно в ту сторону.
— Как скажешь, Род. — Робот–конь сошёл с тропы и принялся пробираться между молодыми деревцами и гниющими пнями к небольшой поляне.
— КАР! — выкрикнул в тревоге третий ворон. — Туда идёт человеческая тёлка!
— Настолько в тягости от ребёнка, что едва способна ходить, — с разочарованием добавил второй.
— Терпение, братья, — успокоил их первый. — Возможно, пёс отгонит её.
Род выехал на поляну как раз вовремя, чтобы увидеть как гончий пёс подбежал к женщине, увидел, как она гладит его по голове, хваля за верность хозяину, не прекращая идти к молодому человеку, который лежал, с сочащейся из сочленения на оплечье лат кровью, закрытыми глазами и очень бледный.
Молодая женщина тяжело опустилась на колени. Она и впрямь была на последних неделях беременности.
— О мой Реджинальд! — заплакала она. — Живи, любовь моя, живи! Не покидай меня сейчас!
Веки раненого юноши затрепетали; он на мгновение посмотрел на неё, прежде чем его глаза закрылись, словно груз век оказался для него слишком неподъемно–тяжёлым. Молодая женщина зарыдала в голос.
— Может и она умрёт вместе с ним, — выразил надежду первый ворон.
Род проехал к ним, и второй ворон, увидев его, громко и гневно закаркал.
— Братья! К ним подъезжает полный жизни!
— Закрой дверь, — велел Дюрер.
Этель прошла через помещение и закрыла вход. Трое других агентов переглянулись, гадая, почему не пригласили остальное руководство.
— Когда народу слишком много, совещаться слишком неудобно, — растолковал им Дюрер. — Каждый хочет что–то сказать, и никто не хочет слушать. А пятеро нас вполне могут выдвинуть полезную идею.
— Идею чего, шеф? — спросила усаживаясь вместе с остальными Этель.
— Мятежа, конечно! Переворота, который должен скинуть с трона эту малявку и посадить на него нашего человека!
Все снова переглянулись; этой «малявке» было уже за пятьдесят.
— Если его не возглавит один из двенадцати великих лордов, то нечего даже надеяться на успех, — высказал своё компетентное мнение Стэн, — а они все слишком своевольны и не позволят нам направлять их действия.
— За исключением брата короля, — возразил Дюрер. Все застыли словно изваяния. Ансельм Логайр был номинальным главарём устроенного Дюрером последнего мятежа против королевы Катарины. Агенты даже переглядываться не стали; они и так знали, что думают одинаково: «Сколько ещё времени ему потребуется, чтобы перестать жить в прошлом?».
— Ансельм Логайр больше не лорд, — мягко указал Орин. — Его разжаловали — лишили титула и владений.
— Знаю, и эта ведьма Катарина передала их своему младшему сыну, — отрезал Дюрер, — но все остальные лорды знают, что на самом деле Ансельм — законный герцог Логайр и наследник всех его владений.
— Может быть, — не стала спорить Этель, — но также знают, что с ним случилось, и что Ансельм жив только потому, что король Туан посоветовал помиловать его.
— Жив — и озлоблен, — указал Дюрер. — Благодарность за то, что его оставили в живых, сделав владетелем небольшого имения, у него, вероятно, уже давно прошла. Он наверняка рассержен на брата и королеву — рассержен и жаждет реванша.
— И богатства. — Стэн знал, что слишком долго спорить с боссом невыгодно.
— Для своего сына, — добавила Этель.
Дюрер кивнул, видя как они все равняются на него.
— Но нам нужно нечто, способное подтолкнуть его, нечто, способное перевести озлобление в действие, нечто настолько сильное, что ему станет наплевать, останется он в живых или погибнет, лишь бы у него появился шанс свалить монархию.
25
У Рода бредовая аллюзия на стихотворение «Три ворона». В отличие от стихотворения «Два ворона» (широко известного нашему читателю по переводу Пушкина «Ворон к ворону летит») там все наоборот: и конь, и пёс, и жена не бросают смертельно раненного рыцаря. Неизвестный автор сочинил его явно полемизируя с «Двумя воронами».