— Жёлтый — мужское начало, красный — женское начало, — произнёс нараспев Гар.
— Каждое содержит в себе семя другого, — ответила Алеа.
— Мужская стихия — горячая, сухая, механическая и активная.
— Женская стихия, — подхватила Алеа, — прохладная, влажная, органическая и пассивная.
Гар приложил палец к краю круга на середине жёлтого головастика, которая также была и серединой красного.
— Когда обе в равновесии, в мире царят мир и процветание.
Самые молодые сервы начали потихоньку высовываться из укрытия, вытягивая шеи в попытке лучше рассмотреть рисунок.
Гар провёл пальцем вдоль края головы жёлтого головастика.
— Но когда мужская стихия растёт, занимая большую часть круга, правительства делаются деспотичными. Никто не может самостоятельно думать; все делают, что велит царь. Всегда есть еда, но крепостные остаются бедными из–за высоких налогов.
Молодые ребята подкрались ещё ближе. А те, которые постарше, принялись потихоньку высовываться из укрытия.
Алеа обвела пальцем красного головастика до его головы.
— Когда же большую часть круга занимает женская стихия, нет вообще никакого правительства. Лорды постоянно сражаются друг с другом, убивают крепостных и вытаптывают посевы, отчего народ всегда беден.
Молодые подкрались ещё ближе, настолько внимательно рассматривая Великую Монаду, что не видели того, как на неё падают их тени.
— Только когда царит равновесие, народ свободен, и имеет возможность обрести счастье, — негромко сказал Гар.
— Только когда царит гармония, народ может добиться процветания и безопасности, — сказала Алеа.
Майра подошла сзади к одному из гостей постарше и произнесла заговорщицким шёпотом:
— Вы, знаете, могли бы и присесть. Они любят отвечать на вопросы.
Крепостной подпрыгнул, словно только что наступил на оголённый провод.
— Вы все здесь желанные гости, — заверил Блейз народ у груды камней, — если действительно хотите чему–то научиться. Да, и когда закончите обучаться, можете помочь с уборкой.
Сервы уставились на него. А затем, один за другим, вышли из своего укрытия.
— Ты… ты уверен? — переспросила его женщина среднего возраста.
— Конечно, — заявил Блейз, — они уже знают о вашем присутствии.
Она в страхе вытаращила глаза.
— Выходит это… это маги?
— Не такие, каких мы обычно себе представляем, — уточнил Блейз. — Это мудрецы.
— Присаживайся, — пригласила Алеа одну из крепостных помоложе, — и задавай свои вопросы.
Девушка осторожно, колеблясь, уселась рядом с кругом. Стоявший рядом с ней парень тоже медленно уселся.
— Как находят гармонию? — спросила девушка.
— Приводя себя в равновесие, — ответила Алеа. Один юноша уселся по другую сторону круга, вид у него был, как у зайца, готового задать стрекача.
— А как находят равновесие?
— Ища гармонии с Путём, — ответил Гар. Рядом с юношей присела, хмурясь, девушка.
— А что такое этот Путь, о котором вы постоянно толкуете?
Подошёл народ постарше, насторожённый и внимательный.
— Путь включает в себя все сущее, — объяснила Алеа. — Из него все исходит; все к нему возвращается, как реки текут к морю.
— Но море никогда не наполняется, — указал Гар, — и Путь пуст.
— Но он никогда не нуждается в наполнении, — добавила Алеа, — так как в нем все.
— Как же он может быть одновременно и пустым и полным? — нахмурился мужчина постарше.
— Это парадокс, — сказал Гар, — явное противоречие.
— Но только явное, внешнее, — напомнила им Алеа. — Это как загадка, и всегда есть способ решить её.
— Как? — спросил совершенно сбитый с толку мужчина постарше.
— Испытав Путь, — сообщила ему Алеа. — О нем нельзя по–настоящему говорить, поскольку, как только скажешь, как только хотя бы дашь ему название, то ограничишь его, и он больше не будет действительно Путём — потому что Путь безграничен.
— Да, — подхватил Гар, — но мы должны ведь как–то его назвать, и «Путь» — как раз настолько туманное имя, насколько вообще возможно сыскать, чтобы иметь название.
— Но как только его называешь, он перестаёт быть тем, чем назван? — спросила женщина постарше.