Что касаемо слова satin, то это уже просто классика, оно числится и в известном «Словаре ложных друзей переводчика», где разъясняется, что это никакой не «сатин», а «атлас». Равно как и velvet, это не «вельвет», а «бархат», но сие вам, похоже, и так известно, с чем и поздравляю.
Название Castle Rock принято транскрибировать так как оно произносится — Каслрок. Можно в принципе даже дать сноску, что означает оно «Скала–замок», но не обязательно.
Насчёт «пони» я даже не знаю, нужно ли разъяснять, что для нас это животное отдельной породы, так же как лошадь и осел, тогда как для англосаксов это зачастую просто низкорослая лошадка в отличие от, скажем, боевого коня.
И запомните раз и навсегда: В ЗАМКЕ БЫВАЕТ ПОДЪЕМНЫЙ МОСТ И ОПУСКНАЯ РЕШЕТКА. Называть их как–то иначе считается просто неприличным. Во всяком случае среди ролевиков.
И наконец выражение go native все же лучше переводить как «отуземиться». «Стать туземцем» это ненужное калькирование, утяжеляющее фразу.
Перевёл В. Фёдоров
Последний путь чародея
Пролог
Концертмейстер взмахнул смычком, соединяя знаком легато последнюю ноту, и оркестр умолк. И тогда заворчал, то и дело запинаясь, орган, заставив Рода прикусить губу.
Гвен накрыла его ладонь своей.
— Терпение, муж. Музыкант занимался в своей жизни вовсе не упражнениями в проигрывании тех пьес, кои ты принёс ему, а совсем иными делами.
— Учитывая, что он никогда раньше не видел ничего и отдалённо похожего на Баха, то полагаю, он справляется весьма неплохо, — признал Род.
Они стояли в притворе собора в Раннимиде, дожидаясь своего выхода.
— Думай лучше о том, как хорошо выглядят наши сыновья.
Род посмотрел на трёх высоких юношей, стоящих по одну сторону от алтаря, своих сыновей и их друга–кронпринца, выглядевших и правда великолепно в камзолах из золотой парчи и сверкающих белых шоссах. Выковырнуть Грегори ради такого случая из его обычной монашеской рясы удалось не без труда, но Гвен все же добилась своего. При этой мысли глаза Рода затуманились, и он увидел Грегори таким, каким тот был до того, как влюбился в Алуэтту и прошёл ускоренный курс бодибилдинга: худым и бледным, анемичным на вид.
Затем трое юношей вернулись в фокус зрения, и Род подивился, как сильно теперь походил мальчик на своего мускулистого брата, хотя Грегори по–прежнему оставался шатеном, а Джефри — златовласым.
Каким был в детстве и его брат Магнус…
Гвен коснулась его руки, успокаивая мужа.
— Мне тоже хотелось бы, дабы он был здесь, исцелённый и рядом с ними — но мы должны удовольствоваться тремя кольцами вместо четырёх.
Род накрыл её руку ладонью, не переставая дивиться тому, как ясно она могла прочесть его мысли — даже не прибегая к своим телепатическим способностям.
— Лишь бы он когда–нибудь да исцелился, милая — а сегодняшнее событие и так заставляет моё сердце петь от радости.
Тем не менее в душе у него проснулся и вспыхнул прежний гнев — гнев на Финистер, женщину, которая разбила Магнусу сердце своими бешено мощными пси–силами, искромсала его, и затем проделывала это вновь и вновь в иных обличьях. Но он как всегда обуздал себя и простил ей это, так как её злоба была результатом систематического промывания мозгов и эмоционального насилия со стороны приёмных родителей — агентов врагов королевской семьи, приходящих из будущего, стремящихся выковать из Финистер оружие для применения против короны и её главной опоры, семейства Гэллоуглас, и преуспевших в этом даже чересчур хорошо — но Корделия и Джефри устояли против её коварных замыслов, а Грегори, хотя и влюбился в неё, все же сумел защититься от всех её козней. Видя отчаяние сына и зная, насколько глубокий шрам оставит в его душе казнь этой девицы, Гвен провела углублённое обследование разума пленницы, увидела схороненный благодаря махинациям вражеских агентов облик милой девочки, нашла зерно добра, взрастив которое, можно получить здорового человека, и, в ходе изнурительной марафонской ночи телепатической психотерапии, исцелила её достаточно хорошо, чтобы дать ей увидеть мир таким, каким он был на самом деле, сбросить с себя как шелуху ту ложную личность, которую ей навязали её мучители и открыть, наконец, имя, которое ей дали во младенчестве — Алуэтта.
Грегори знал, что помогать ей развивать свою истинную личность понадобится всю жизнь, но уже сделал большие шаги в этом направлении — настолько большие, что она согласилась наконец обвенчаться с ним прилюдно, и даже бок о бок с его братом и сестрой, вместо того чтобы довольствоваться тихой, почти тайной, церемонией, совершенной монахом в крошечной деревне.