— Не бойтесь, господа торговцы, — сказал он. — Мерзавцы ушли.
Джанни нахмурился, подавив желание выругать старика. С рассеченной брови того стекала струйка крови — это означало, что ему досталось в сражении, а огромный кровоподтек на левой щеке свидетельствовал о том, что, даже будучи калекой, он храбро бился, защищая свое семейство — бился, покуда были силы.
Антонио спросил:
— Кондотьеры?
Старик кивнул.
— Шайка Стилетов, судя по нашивкам. — Он указал вперед. — Там полегли те, с кем вы приехали торговать. Не сказать, правда, что у них осталось, что вам предложить.
Антонио кивнул, посмотрел в ту сторону, откуда к небу вздымался черный дым.
— Благодарим тебя, добрый горожанин. Мы вернемся и поможем, чем сумеем.
— Тогда и я отблагодарю вас, — чуть насмешливо кивнул старик. — А пока, я понимаю, вам нужно посмотреть, как там ваши.
Джанни сдвинул брови, подавив желание сказать о том, что сеньор Лудовико и старый приказчик Ансельмо — всего лишь соратники по торговым делам, а никак не родственники, но он понял, что имел в виду старик. Аччера была крестьянским городком — товары сюда привозили в обмен на продовольствие, и для крестьян торговцы были представителями другого сословия.
Свернув за угол с единственной широкой улицы, караванщики увидели слева поток, хлещущий из-под водяных ворот, а справа — горящие руины склада.
— Западный край еще цел! — прокричал Джанни. — Скорее! Может быть, они еще живы!
Он поспешил вперед. Вся его осторожность улетучилась после заверения караванщиков, что кондотьеры из города ушли. Более опытный Антонио рявкнул на возниц, и те, схватив арбалеты, принялись усердно озираться по сторонам.
Сказать, что западный край склада еще цел — это было большим преувеличением. Крыша обрушилась, а главное стропило, упав, прихватило с собой половину стены. Но огонь еще не добрался до покосившегося дверного проема, где лежало чье-то безжизненное тело, и до угла, возле которого скрючился еще один человек. Спешившись и бросившись к складу, Джанни почему-то отметил, что оба одеты слишком просто — не в камзолы, а в просторные полотняные рубахи и штаны. Рубахи несчастных были залиты кровью. Он опустился на колени возле того мужчины, тело которого лежало в дверях, увидел на его шее глубокую рану и лужу крови на земле. Джанни замутило, и, чтобы унять дурноту, он встал и поспешил к другому несчастному. Опустившись рядом с ним на колени, он увидел, что рубаха на груди бедняги залита кровью, но грудь его едва заметно вздымается и опадает. Джанни перевел взгляд на лицо раненого, увидел, как ставшие землистыми губы дрогнули, зашевелились. Раненый пытался что-то сказать.
— Это Лудовико, — сказал опустившийся рядом с Джанни на колени Антонио и поднес флягу с бренди к губам несчастного. Ему удалось влить немного спиртного в рот раненого, тот закашлялся, но открыл глаза, и взгляд его дико заметался.
— Я Антонио, — поспешно проговорил старик. — Синьор Лудовико, я Антонио, вы меня знаете, мы с вами частенько торговали!
Лудовико уставился на Антонио, губы его растянулись, сжались, и наконец он еле слышно вымолвил:
— Ан… Анто…
— Да-да, Антонио. Любезный синьор, что тут случилось?
И зачем только этот старый олух спрашивает, когда и так все понятно? Но тут Джанни понял, что только так старик мог хоть немного успокоить Лудовико, подбодрить его.
— Кон… кондотьеры! — выдохнул Лудовико. — Сти… Стилеты! Их было… слишком много… Мы не могли отбиться… но…
— Но все же сразились с ними, — понимающе кивнул Антонио. — Они забрали в плен ваших работников, а вас избили.
— Работники… бежали! — с трудом выговорил Лудовико. — Приказчики… домой!
— Побежали домой, чтобы защитить своих жен и детей? — кивнул и нахмурился Антонио. — Конечно. Ведь не их же товары лежат на этом складе.
— Мы… сражались! — возразил Лудовико. — Арбалеты… вон… — Он кивком указал на разбитый арбалет, и Джанни поежился при мысли о том, с какой жестокостью обрушились кондотьеры на стариков, дерзнувших сразиться с ними.
— Они… решили… мы мертвые, — прохрипел Лудовико. — Слышал… как они говорили.
— Ну будет вам, будет, — успокоил его Антонио. — Вам надо прилечь, отдохнуть.
Он бросил на Джанни многозначительный взгляд, и тот, поняв старика, снял плащ и, свернув его, превратил в подушку.
— Не… надо лежать! — запротестовал Лудовико и с трудом поднял руку. — Говорить! Надо… рассказать! Они… говорили… про… про то… что им… платит господин!