Эльфы ненадолго оставили ее одну, пока Аладьюниель не появился из коридора и не отдал ей бейсболку — Сара, должно быть, выронила ее, когда споткнулась. Бейсболка была мокрой. Сара опустила взгляд, чтобы осмотреть себя. Непомерно большая армейская куртка с загнутыми рукавами. Джинсы на левом колене порваны — должно быть, во время падения. На ногах — черные, промокшие кеды, и поперек колен, задрав колесики, лежит скейтборд.
Сара запихнула кепку в карман. Руки дрожали. Неужели это было так близко? Наверное, да.
— Спасибо, Эл, — сказала она.
Длинные, ниже плеч, волосы Аладьюниеля украшали разноцветные перья. Вокруг груди у него был повязан красный кушак, а на ремне рядом с ножом висел рог для питья. У него были красные щеки, все в белых и черных точках от прыщей, и большой нос.
Его длинное, костлявое тело казалось неуклюжим, даже когда он не двигался.
— Леди ждала тебя, — сказал Аладьюниель.
Он взял ее за руку и повел мимо фресок на склад, затем вверх но длинной лестнице и дальше — через большую территорию, заваленную кучами старых телевизоров и компьютеров, разбитого стекла и кабелей на полу. Все было покрыто пылью. Наконец они вошли в небольшую опрятную комнату. Пол в ней был выкрашен ярко-красным, на стенах нарисованы неоновые деревья, упирающиеся в необычайно яркое небо. В комнате Сару ждала Леди Джи — правительница Эльфов.
Леди Джи была полной женщиной, самой старшей из всех Эльфов. В ее черных тонких волосах виднелась преждевременная седина. Она сидела в кресле перед компьютером, установленным на рабочем столе. Кресло громко скрипело, когда она откидывалась назад. Ее пухлые руки лежали на подлокотниках; жир свисал с плеч и бугрился под большой, широко посаженной грудью. У Леди Джи было плоское гладкое лицо, широкие скулы, тяжелый подбородок и огромные черные глаза, смотревшие, казалось, в разные стороны. Она источала спокойствие и силу.
Прежде чем выйти, Аладьюниель встал на колени перед Сарой, все еще держа ее руку.
— Ты настоящий друг Эльфов, — сказал он.
— Спасибо. — Сара покачала головой. Что она могла ответить?
Аладьюниель торжественно ей поклонился, положив руку на сердце, и она не смогла сдержать улыбку. Кого они хотят обмануть? Неужели им не наплевать, что остальные думают о них?
Сара никогда бы не смогла так вести себя — хотя бы из опасений, что о ней скажут в школе. Но конечно, Эльфы не ходят в школу. У них даже домов нет. Вот Сара — хотя она постоянно враждует с матерью, у нее все-таки есть место, куда она может вернуться, ее дом. А их дом — вот он. Старый, полуразрушенный склад с блеклыми фресками. Сара вспомнила об этом и расхотела смеяться.
Аладьюниель встал и тихо удалился.
— Здесь только что был Волшебник, — сказала Леди Джи. — Он просил меня сообщить тебе, что он уезжает. Он не уверен, что вы еще сможете увидеться.
— Когда он вернется?
— Нам придется обойтись без него какое-то время. Он едет домой.
— Куда?
— Под море.
Сара взглянула на нее с недоумением:
— Что вы имеете в виду?
— Он устал и хочет поехать домой.
На мониторе компьютера включилась заставка: точка за точкой, экран медленно заполнялся красным глазом без век. Сара покачала головой, думая: «Хорошо, попробую еще раз».
— Как он собирается добраться до дома?
— Он перейдет вброд море.
— Он собирается убить себя?
— Нет, совсем нет. Ну, или почти нет.
Сара опять взглянула на нее с удивлением. Похоже, она никогда не найдет человека, который бы искренне с ней поговорил: ни сестра, ни Эл, ни Леди Джи… И даже Волшебник куда-то подевался!
— Мне нужно было поговорить с ним. Кое-что рассказать. — Сара взглянула на свои руки, не зная, куда их деть, затем стала рассеянно крутить колеса скейтборда. Леди Джи заставила ее почувствовать себя слишком маленькой.
— Может быть, я смогу помочь? — Леди Джи указала на стул: присаживайся. Но Сара по-прежнему стояла.
— Моей сестре приснился сон, — объяснила она. — Волшебник предсказал его.
— Что за сон?
— Она видела монстра.
И Сара описала его: высокий — около десяти футов ростом, — худой, тонкий как палка. Длинный винтообразный нос почти в фут длиной, рыбьи глаза по бокам головы, уста там, где должны быть глаза. И он скребется, чтобы его впустили.