Но уже в прыжке он понял, что не рассчитал. Язык движется слишком быстро, а он находится слишком далеко. Сделав последнее отчаянное усилие, Джош метнул меч как копье.
Плоской стороной клинок ударил по мясистому языку Нидхёгга. И прилип.
Годы тренировок по тхэквондо не прошли даром. Когда Джош рухнул на кафельный пол, он сильно ударился, но умудрился шлепнуть рукой по полу и, ловко перекатившись вперед, быстро вскочил на ноги… всего в нескольких сантиметрах от мясистого языка, с которого капала кислотная слюна. И от меча.
Ухватившись за рукоять, он изо всех сил потянул меч на себя, и тот отлепился от языка с таким звуком, который издает застежка-липучка. Язык зашипел, как масло на горящей сковородке, и улетел обратно в рот монстра. Джош понял, что если остановится, то они со Скетти оба погибнут. Он вонзил Кларент в лапу чудовища прямо над запястным суставом. Клинок гладко вошел в чешуйчатую, как у аллигатора, шкуру, меч задрожал, и от пронзительного звука, изданного чудовищем, у Джоша заложило уши. Он почувствовал, как теплая волна прокатилась по рукам и проникла в грудь. А через секунду прилив сил и энергии прогнал всю боль и слабость. Аура Джоша ослепительно засверкала, и когда он выдернул меч из плоти чудовища, вокруг меча засветился ореол.
— Когти, Джош! Отруби когти! — прохрипела Ската.
Нидхёгг сильно встряхнул ее, оба меча выпали из ее рук и со звоном упали на пол.
Джош бросился на монстра, пытаясь отрубить когти, но тяжелый каменный клинок в последний момент повернулся и отскочил от лапы. Джош попробовал снова и на этот раз ударил по панцирю так, что искры полетели.
— Эй! Осторожнее! — завопила Ската, когда клинок оказался в опасной близости от ее головы. — Это одно из немногих орудий, которыми меня очень даже можно убить!
— Извини, — пробормотал Джош сквозь зубы. — Я никогда этого не делал.
Он снова ударил по когтям, и в лицо воительницы полетели искры.
— Почему нам нужен коготь? — пропыхтел мальчик, пытаясь разрубить бронированную кожу.
— Его можно убить только его же когтем, — сказала Ската удивительно спокойным голосом. — Берегись! Назад!
Джош обернулся как раз в тот миг, когда огромная голова чудища метнулась вперед, выстрелив белым языком. Этот удар предназначался ему. Движения монстра были молниеносны. Бежать было некуда: если он отскочит, то язык попадет в Скетти. Упершись ногами в пол, Джош обхватил обеими руками рукоять Кларента и выставил меч перед собой. Он закрыл глаза перед надвигающимся ужасом… но тут же открыл. Если уж умирать, то с открытыми глазами.
Это было похоже на видеоигру, только в этой игре можно было погибнуть по-настоящему. Почти как в замедленной съемке он увидел, как кончики раздвоенного языка обхватили клинок меча, будто собираясь выдернуть его из рук Джоша. Мальчик сжал меч, не собираясь отдавать его.
Когда язык чудовища коснулся каменного клинка, эффект последовал незамедлительно.
Чудовище замерло, потом забилось в конвульсиях и зашипело, как будто изошло паром. Кислота, капающая с языка, забурлила на клинке, и меч задрожал в руках Джоша, вибрируя, как камертон. Он стал нагреваться все сильнее и сильнее, пока не раскалился добела. Джош зажмурил глаза…
…и в голове у него замелькали образы: разрушенный ландшафт с черной скалой, испещренный озерцами бурлящей огненно-красной лавы, а вверху небо набухло грязными облаками, из которых идет дождь из пепла и золы. По небу распростерлись, свисая с облаков, корни какого-то гигантского дерева. Из этих корней сыплется белый, как кости, пепел. Они рассыпаются, сморщиваются и погибают…
Нидхёгг отдернул почерневший язык.
Джош ахнул и открыл глаза. Его аура вспыхнула снова, сильнее и ярче, почти ослепив его. Джош в панике замахал мечом перед собой и стал пятиться, пока не уперся лопатками в стену кухни. Он яростно заморгал, потому что ему очень хотелось протереть глаза, но он не смел выпустить меч. Вокруг него падали кирпичи, осыпалась штукатурка, трескалось дерево, и он сгорбился, ожидая, что сейчас что-нибудь обрушится ему на голову.
— Скетти! — позвал он.
Но ответа не было.
Джош закричал громче:
— Скетти!!!
Щурясь и моргая, чтобы перед глазами перестали плясать пятна, он увидел, как чудовище тащит Скату из дома. Его бурый язык беспомощно болтался в углу пасти. Едва не раздавив воительницу в лапах, он выпрямился во весь рост и двинулся через разоренный сад, выбив длинным хвостом несколько кусков из стены дома и разбив последнее целое окно. Затем чудовище поднялось на две задние лапы, как ошейниковая игуана, и затопало по переулку, чуть не раздавив фигуру в белой кольчуге, которая стояла на стреме. Фигура без колебаний умчалась следом за чудовищем.
Джош, ковыляя, вышел через пробитую в стене дома дыру и остановился. Оглянувшись, он увидел кухню, от которой остались одни обломки. Потом он посмотрел на меч в своих руках и улыбнулся. Он остановил чудовище. Его улыбка расплылась до ушей. Он отпугнул чудовище и спас сестру и всех в доме… кроме Скетти.
Глубоко вздохнув, Джош спрыгнул со ступенек и бросился через сад в переулок по следам монстра.
— Поверить не могу, что делаю это, — пробормотал он. — Мне ведь даже не нравится Скетти. Ну… не настолько сильно, — поправил он себя.
Глава 32
Никколо Макиавелли всегда был очень осторожным.
Он пережил правление жестокого рода Медичи во Флоренции и даже процветал в те времена когда интриги были неотъемлемой частью жизни, а жестокая смерть и убийства стали обычным делом. В своей самой известной книге «Государь» он впервые высказал мнение о том, что хитрость, увертки, ложь и обман совершенно приемлемы для правителя.
Макиавелли сумел выжить, потому что он был хитер, осторожен, умен, а главное — коварен.
Так что же нашло на него, когда он решился позвать дизир? В языке валькирий нет слова «хитрость», и они не знают значения слова «осторожность». В их понимании это очень умный и коварный поступок — привести Нидхёгга, первобытного монстра, не поддающегося контролю, в центр современного города.
И он позволил им сделать это.
Теперь по улице разносились звон разбитого стекла, треск дерева и грохот камней. В каждой машине и в каждом доме района орали сирены сигнализации, и во всех домах в переулке горел свет, хотя никто не решался высунуться на улицу.
— Что же там происходит? — вслух подумал Макиавелли.
— Нидхёгг угощается Скатой? — рассеянно предположил Ди.
Телефон завибрировал и отвлек его.
— Ничего подобного! — вдруг закричал Макиавелли.
Он распахнул дверь машины, выскочил наружу, схватил Ди за шиворот и потащил его из машины.
— Дагон! Выходи! — крикнул он.
Ди попытался встать на ноги, но Макиавелли продолжал тащить его подальше от машины.
— Ты спятил? — завизжал доктор.
Внезапно лопнуло стекло — это Дагон выбросился через лобовое стекло. Он соскользнул с капота и приземлился рядом с Макиавелли и Ди, но волшебник даже не посмотрел на него. Он наконец увидел то, что так испугало итальянца.
Нидхёгг на двух мощных задних лапах несся по узкому переулку в их сторону. В его передних лапах висела обмякшая рыжеволосая девушка.
— Назад! — заорал Макиавелли и припал к земле, потащив за собой Ди.
Нидхёгг перешагнул через длинную черную немецкую машину. Одна задняя лапа наступила прямо на середину крыши и примяла машину к асфальту. Лопнули стекла, осколки полетели как шрапнель, машина прогнулась в середине, передние и задние колеса оторвались от земли.
Чудовище исчезло в ночи.
Мгновение спустя облаченная в белое дизира практически перелетела через остатки машины и кинулась вслед чудовищу.
— Дагон! — прошептал Макиавелли, перевернувшись. — Дагон, где ты?
— Я здесь.
Водитель плавно поднялся на ноги и стряхнул с черного костюма осколки стекла. Он снял потрескавшиеся темные очки и бросил их на землю. В его круглых немигающих глазах заиграли все цвета радуги.