Волшебник [СИ. Пишется]

– Да красавец, красавец! – раздался ехидный голос учителя. – Ты мог бы и сам понять, как выглядишь, если бы вспомнил меня. Конечно, на мне это все смотрится на порядок лучше, но и на тебе выглядят вполне неплохо.

Я проникся. Учительское «на порядок лучше» означало, что новые доспехи на мне смотрелись в три раза лучше, чем на нем самом. Теперь смело можно было ожидать какой-нибудь пакости. Ведь он просто-таки обожал играть передо мной роль: «Я, я, и еще раз я – самый великий человек на свете». А потому, в свою очередь, в отместку, я и стал называть его «старым хреном».

И, тем не менее, мое отражение в зеркале наполнило меня определенной долей уверенности. Возможно, даже, что, когда сестренка говорила о Сине, она не сильно ошибалась. И дело тут не столько в обновке, – хотя и ее нельзя было не учитывать, – сколько в самом мне. Я действительно изменился. Месяц назад я был, пусть и не по годам умным, – особенно по меркам нашего народа, – но вполне обычным пацаном, только маленьким. А теперь на меня, из зеркала, смотрел взрослый парень. Широкие, для моей фигуры, плечи, подтянутая, жилистая фигура, и стандартные для нашей семьи темно-синие глаза, да серебряные, короткие, растрепанные волосы.
А еще была броня.
Странная броня, если немного подумать. Кожу сняли с василиска, но эта была кожа дракона. Черная, состоящая из мелких, размером с ноготь, чешуек, она была необыкновенно прочной. Слабо подверженная магии и физическим атакам. Драконы из-за нее, в свое время, были практически неуязвимыми. К сожалению, наш народ, пусть и обладал некоторыми свойствами дракона, но при всем том им не являлся. Броня служила нам превосходной защитой, но мы в ней все же оставались уязвимыми. Она превосходно держала удары, как колющие, так и рубящие, в особенности последние. Однако, не обладая массой дракона, удары для нас становились весьма болезненными. Тут, правда, опять же, нам помогали мышцы дракона, да и кожный покров у нас был менее чувствителен к воздействию, чем у обычных людей, но средние по силе удары оставляли приличных размеров синяки. А один удачный сильный удар запросто мог сломать пару ребер. Вот только, все это касалось лишь нашего народа.

– Учитель, – повернулся я к старому Арт-Наку, – а обычный человек сможет пробить этот доспех?

– В свое время я натыкался на некоторых умельцев, – громко хмыкнул он в ответ на мой вопрос. – Если точнее, то таких нашлось целых четверо. Один из них умудрился сломать мне три ребра, еще двоя довольствовались по одному, а последний ограничился лишь трещиной.

Учитывая нашу регенерацию, да и еще лечебные зелья, просто сущие мелочи.

– И это за тридцать лет? – уточнил я.

– Тридцать три, – поправил он.

– Я этот доспех не буду снимать даже ночью, – развернувшись обратно к зеркалу, восторженно выдохнул я.

– Думаю, придется, и не раз, – непонятно чему хмыкнул довольный учитель. – Ты как, налюбовался собой? К разговору готов?

Черные сапоги, черные штаны, черный доспех, черные рукава плотной рубахи, до самых кистей закрывающие руки, черный щит на левой руке и черная рукоять черного же меча над правым плечом. И все это резко констатировало с бледным, лишенным загара лицом, пусть и темными, но все-таки синими глазами, и густыми, насыщенными серебряным цветом, волосами. Сначала титул Арт-Нака, а теперь еще и это… моя самооценка, наверное, в первый раз в моей жизни, слегка приподнялась выше нуля.

Отвернувшись от зеркала, я, опять аккуратно переступая через валяющиеся повсюду вещи, последовал вслед за учителем. На кухню. Светлую, с множеством шкафов, двумя раковинами, одним большим, овальным столом, четырьмя искусно сделанными стульями со спинкой и огромной люстрой над столом. Повторюсь: и это у меня-то много всего лишнего в комнате? Кстати, обстановка в наших кухнях тоже получила свое название, правда, данное уже не людьми, а самим учителем. Говорит: «ЁКЛМН». Ё – это еда. КЛМН – кружка, ложка, миска, нож… и ведь не поспоришь. У меня, конечно, была еще вилка, но вот многие обходились и без нее.

– Ты ел? – спросил учитель, ополаскивая водой свою любимую, – с забавными рожицами, – кружку.

– Как проснулся, сразу к тебе, – покачал я головой. – Мне мать первым делом сказала, что ты ей сказал, что бы она мне сказал… блин! Короче, что мне надо уйти из города. Там уже мне стало как-то не до еды.

Я подошел к стене, где висел щит и меч учителя, и повесил на свободное место свой щит. У него такие места были подготовлены чуть ли не в каждой комнате. Говорит: «Поживешь с людьми, так потом еще и не таким параноиком станешь». И меня ведь тоже приучил. Я без меча и щита рядом с кроватью даже уснуть не могу. Например, в шкафу, как сегодня, мой меч и щит, последний раз висели года два назад. Я тогда, как и в этот раз, пострадал. Сильно. Собственно, мое оружие, только в таких случаях и оказывались в шкафу.

– Я себе картошку с мясом тушу, будешь? – подойдя к плите, где стояла, слегка позвякивая крышкой, парящая латка, не оборачиваясь, спросил учитель.

– Буду, – невольно кивнул я, хотя он и не мог этого видеть.

А затем мы ели. Молча. Как всегда. И лишь потом, помыв посуду, убрав со стола и налив себе чаю, уселись напротив друг друга, откинувшись на удобные спинки стульев. Правда, из-за этого, мне пришлось снять перевязь с мечом и повесить его рядом со своим щитом.

– Приступай, – одобряюще кивнул учитель.

– Легко, – отхлебнув из кружки, ответил я. – Первый вопрос: почему? Какая причина?

– Можешь начинать загибать пальцы.

– В смысле?

– Сколько нежити ты тогда убил? – почти ласково произнес учитель.

– Спроси чего полегче.

– Ладно, сколько магической нежити ты убил?

– Насколько магической? – уточнил я.

– Хотя бы сильной.

– Два Рыцаря, один Костяк, и один Лич.

– А теперь, – еще более проникновенно, продолжил учитель, – сколько дней не рекомендуется ходить в Некрополь после убийства Рыцаря?

– Месяц, это, по-моему, даже дети знают.

– Молодец! По крайней мере, на уровне детей ты точно соображаешь. Грудных.

Невольно нахмурился: что я упустил?

– Не понял? – изогнул бровь учитель. – А ты посчитай, посчитай…

– Два Рыцаря Смерти – это два месяца, – осторожно начал я. – Один Костяк – еще два месяца. Один Лич… даже не знаю… четыре месяца?

– Год.

– Значит… – на мгновение задумался я, подсчитывая в уме, – один год и четыре месяца. Грубо говоря, полтора года мне лучше к Долине Нежити даже не приближаться. И в чем проблема? Полтора года это вовсе не повод, чтобы куда-нибудь уходить.